В понедельник дела не делаются - [165]

В кухонном гарнитуре, кроме привычных предметов, располагалась итальянская стиральная машина-автомат. Здесь, а не в ванной комнате, где привыкли русские люди. «Потому что в ванной надо мыться, а не сливать в неё концентрированную жидкую грязь!» …Микроволновка, кухонный комбайн, огромный двухкамерный холодильник, – второй по значимости объект на кухне после плиты… Из чрева холодильника Оля вынула колбаску и сыр. А из шкафа коробку конфет достала. – Папа, может, тогда по-настоящему поужинаешь? – Что ты, дочка! Чему я тебя учил все эти годы? У нас сейчас лёгкий фуршет затевается. Для вас разминочный, для меня завершающий… на сегодня. Ты вот что… ты на следующие выходные Сашу к нам отобедать пригласи. Вот тогда и будет по-настоящему… Хм, в первый раз Валентин Борисович назвал Кораблёва просто по имени. В прошлом году, когда Саша вёл дело по начальнику отдела учета и распределения жилья горадминистрации Кабаеву, он допрашивал в числе других чиновников и Соболева. Дело было, как это модно нынче говорить, «громкое»; разработка и сопровождение – «фээсбэшными». Кабаев, сидя на доходном месте, закономерно погорел на взятках и злоупотреблениях. Допрос Соболева носил чисто формальный характер. Кабаев одалживал Валентину Борисовичу денег… не то чтобы много. Но тот визит в прокуратуру, похоже, Валентину Борисовичу крепко запомнился. Кораблёв в ту пору с Олей и близко ещё не был знаком. Абсолютно в другом ареале обитания она сдавала летнюю сессию за четвёртый курс в своей столичной Академии управления. Для Саши упомянутое следственное действие было проходным. Однако вот отложилось, что Валентин Борисович в процессе допроса сильно вспотел. С другой стороны, ничего в этом такого сверхъестественного не имеется – лето, жарища, кондиционер даже в прокурорском кабинете отсутствует, чего уж про каморку следователя говорить. Соболев в столовой появился, бутылкой коньяку поигрывая. Удивленным домиком вздёрнул широкие брови: – А почему рюмки только две наблюдаю?

Оля ответила с поджатыми губками:

– Я не буду.

– Вот, Саша, какая золотая у меня дочура выросла. От армянского отборного отказывается. И не курит, в отличие от остальной эмансипированной молодежи женскаго пола… Оль, ты не куришь?

Девушка демонстративно отвернулась, смотрела в окно, за которым – тьма чернильная и злые порывы ветра.

Валентин Борисович разлил по рюмкам. Поднял свою, показал глазами Саше: «Давай».

– Быть добру!

И красиво, без хлюпаний, не поморщившись, выпил. Закусывать сразу не стал. Склонил голову, как бы прислушиваясь к себе, к происходившим внутри организма химическим процессам. Потом неторопливо, с нескрываемым удовольствием зажевал лепестком сервелата.

Саша тоже хлопнул. Намерение имел споловинить, но посчитал неудобным обижать хозяина. Коньяк действительно оказался отменным, ожидать иного в этом доме, впрочем, было бы странным. И забористым, сразу по голове ударило.

«Надо поесть, а то обедал на бегу…»

Соболев ещё по рюмке налил. Отпустил узел респектабельного бордового галстука.

– Прошу прощенья, молодёжь. Неделя трудная выдалась.

Дурдом! Отопительный сезон должны открыть в следующий четверг, а конца и края ещё не видать… На «Восточке» два котла сдохло. Ну ладно, как в ваших кругах говорят – «загружать» вас своими проблемами не буду. Собственных, небось, хватает. А, Сань?

Кораблёв неопределённо пожал плечами. Говорить о работе он не собирался.

– По половинке! – предупредил Валентин Борисович.

После очередных пятидесяти усвоенных граммчиков армянского коньяку Саше стало совсем душевно в уютной столовой Соболевых. Как дурной сон вспоминался ему отсюда недавний злой разговор с Маштаковым, а до этого – отнявшее половину рабочего дня и мешок нервов окончательное предъявление обвинение Проскурину, бывшему милицейскому следаку, с поличным попавшемуся на взятке. Адвокат Сизов, отрабатывая гонорар, цеплялся к каждой запятой. Под стать ему был и Проскурин, за месяц адаптировавшийся в тюрьме, напоминавший своими белесыми ресницами и так и не похудевшей свиной мордой фрица из карикатур Кукрыниксов в журнале «Крокодил». Дело по Проскурину Кораблёв получил от следователя Максимова. Трель счёл замысел своего опального зама, чтобы молодой сотрудник с первых месяцев работы набивал руку на должностных преступлениях, в корне неверным. Саша работал сегодня с жуликом в ИВС, миазмы консервированного пота, дешёвого курева и краски – в изоляторе никак не мог закончиться косметический ремонт – пропитали его насквозь, и одежду, и волосы. «Бр-р-р! – Саша аж поёжился. – Как вспомнишь, так вздрогнешь!» По столовой пошла ароматная волна кофе. Оля из турки разливала по чашечкам. – Пап, тебе со сливками? – спросила. – Саша, я тебе вопрос один задам. Только ты не обижайся. Ага? – Валентин Борисович отправил в рот крохотный бутерброд-канапе. Кораблёв вновь приподнял плечи. И тут же испытал досаду за свой дурацкий жест. – Смотря какой. – Ты чего свой квартирный вопрос запустил? Саша машинально потрогал кончик носа. Создавая паузу для того, чтобы ответить поуместнее, и ещё для того, чтобы себя унять. Тема была болезненной и слишком личной, чтобы в ней посторонний копался. – Так я ж не нуждающийся, Валентин Борисович, – ответил он простовато, с удивленьем даже небольшим. – Самому не смешно, что сказал? – подколол Соболев. Получилось у него грубо, но не очень обидно, вроде как на правах старшего по возрасту. – Это мне рядовому-необученному прикажешь тебя, юриста, учить как стать нуждающимся? Не знаешь, что ли? – Знаю. Только как-то это всё… – Ну ты даёшь! Тебе по закону положено вне очереди! Правильно я говорю?! – Правильно.