В полдень, на Белых прудах - [77]

— Тебя? — Ваня улыбнулся: — Нет, ты, Катя, неисправимая. Признаться, мне сегодня не хочется о том говорить, — уже вполне серьезно заметил он.

— Отчего? Что такое?

— Катя, но я же… Я больше не хочу повторять!

— Ладно, ладно. Ну, а поинтересоваться, как сейчас у тебя дела, можно?

— Можно.

— И как?

— Дела — как сажа бела.

— А если все же серьезно? — настаивала Екатерина Михайловна.

— Если серьезно… — Ванька задумался. — Помаленьку отхожу. Иногда даже не верится, что на воле.

— Бедный ты мой!

— Не надо, Катя. Это уже игра.

— Игра?

— Да, игра.

— С чего ты взял, Ваня? — Екатерина Михайловна приостановилась: — Ваня, а я ведь решила за тебя замуж пойти.

— Что-о?

— Повторить?

— Не надо. — Ванька, как бы выжидательно потянув, вздохнул.

— Ты не хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?

— Катя, ты соображаешь, что говоришь?

— Я говорю, что думаю и чувствую.

— Неправда!

— Откуда ты знаешь, правда или нет?

— Однажды я в твоей искренности убедился.

— Да, но то было не то время, я была наивной девчонкой.

— А сейчас? Сейчас ты опытная? Теперь все поняла?

— Зачем же так, Ваня? Мне тяжело, когда ты так говоришь!

— Мне, представь, Катя, тоже нелегко, все-таки я…

— Что — ты? — Екатерина Михайловна резко приблизилась к Ваньке: — Любимый ты мой!

— Катя, ты, по-моему, нашла неподходящее время для подобных выяснений.

— Ты что имеешь в виду?

— Позавчера ты похоронила отца. У тебя такое горе.

— Он мне не отец!

— Что-о? — вздрогнул Ванька. — Кто же тогда он тебе?

— Не знаю.

— Интересно. А мать? Кто она для тебя, что на это ответишь?

— И мать у меня чужая, — продолжала удивлять его Екатерина Михайловна.

Ванька подождал маленько.

— Чем больше, Катя, с тобой общаюсь, — сказал он потом, — тем больше в тебе открываю нового и нового. Ты меня поражаешь, Катя!

— У тебя, Иван, появился шанс узнать меня еще лучше.

— Катя, а дети?

— Что, дети?

— Детей воспитывать надо.

— Дети вырастут сами. Нам о себе подумать.

Ванька покачал головой:

— Нет, так не годится. — И тут же спохватился: — Но мы, кажется, ушли от главного вопроса.

— Какого именно? Желаешь ли, чтобы я вышла за тебя замуж, этого?

— Нет.

— Какого же еще?

— Ты недосказала, Катя, кто для тебя твои отец и мать — вот!

— А-а, ты об этом. — Екатерина Михайловна махнула! — Ты извини, Ваня, но я, кажется, тебе и так наговорила целую бочку арестантов. Поворачиваем обратно.

Темь сгущалась. Она все больше и больше набирала силу.

Вот и «успокоила» Екатерина Михайловна свои нервы. А ведь столько у нее на Кирпили было надежд. А надежды, оказалось, не оправдались.

Глава шестнадцатая

Каширин не дождался, когда приедет к ним Сомов, и сам подался в райком. Сначала он зашел в управление сельского хозяйства, там порешал все свои дела, затем заскочил в райисполком и встретился с председателем — колхозу нужен асфальт, а без его помощи вряд ли они обойдутся, — и только после того подъехал к райкому.

Сомов был у себя. Каширина пропустили.

— Что скажешь, Афанасий Львович? — встретил его Сомов, поднимаясь из-за массивного письменного стола и выходя навстречу.

— Был тут по делам, решил воспользоваться случаем.

— Догадываюсь, догадываюсь, что тебя ко мне привело.

— Хорошо, коль так.

Сомов предложил Каширину сесть, а сам вернулся на место.

— Как, кстати, похороны? Я прошу прощения, на активе, сказали мне, нужно быть обязательно, ездил в область.

— Знаю, — кивнул Каширин. Немного помолчал. — Похороны как похороны. Одно непонятно только — жена в последнюю минуту почему-то отказалась от траурного митинга.

— Что значит — «отказалась»?

— Сказала: не нужно помпезностей.

— Это была воля покойного? Он оставил завещание?

— Не знаю, Олег Сидорович.

— Ну-ну. — Сомов слегка подергается в вертящемся кресле. — Ну что ж, жена вправе тоже решать, как хоронить мужа… Я хотел уточнить, как у вас, Афанасий Львович, с оборудованием для кирпичного завода? — перешел он резко к делу.

— Спасибо. Получили, часть перевезли уже. Переправили бы, наверное, все, да помешали похороны.

— Понимаю. Спешите, Афанасий Львович, могут пойти вскоре дожди, зачем допускать, чтоб ржавело оборудование. Оно все-таки стоит немалые деньги.

— Деньги — полбеды. Достать трудно. Спасибо, на том заводе работает мой старый знакомый, мы вместе в армии солдатили. Я ему написал — он откликнулся: помогу, о чем речь. И помог.

Сомов вопросительно посмотрел на Каширина:

— Не посчитай, Афанасий Львович, за хамство, но если ты со своим знакомым и для колхоза «Авангард» договоришься — буду трижды благодарен.

Каширин улыбнулся.

— А почему, Олег Сидорович, просите вы меня, а не председатель «Авангарда», а?

Сомов, в свою очередь, тоже улыбнулся:

— Ты же, Афанасий Львович, не глупый человек и понимаешь почему.

— Не понимаю.

— Ты же ему откажешь.

— Верно, не стану скрывать: откажу.

— Ну вот, видишь, — как бы обрадованно подчеркнул Сомов. — Я это сразу предположил.

— И все же, — повторил свой вопрос Каширин, — почему именно вы?

— Честно?

— Честно.

— Я же бывший «авангардовец», ты что, забыл, Афанасий Львович?

Каширин стукнул себя по лбу:

— Точно! Как же я сразу не сообразил? Вы там работали председателем, а я тогда в своей «Дружбе» агрономия. О, как давно это было!

— Давно, правда, давно, — покачал головой Сомов. Посидел, опять подергался в кресле. — Ну так как, Афанасий Львович, решили, по рукам, значит?