В полдень, на Белых прудах - [59]

— Немного.

— Ну вот и хорошо. Давай чай с тобой сейчас пить.

— Чай?

— Чай.

Екатерина Михайловна пораздумывала:

— А че-нибудь покрепче у тебя есть? Ну, вино, коньяк? На худой конец, водка у тебя имеется?

Зося расстроенно развела руками:

— Чего нет, Катя, того нет, не стану за нос водить. Вчера был небольшой запас, Коленька, когда ты позвонила и сказала, чтоб он такси себе заказывал, вылакал его до конца, по капле даже каплил из бутылки.

— Нашла кого водкой поить — отравы бы ему. Всем мужикам отраву!

— Катя! Катя! Опять ты?!

— Не буду, не буду. Извини. — Екатерина Михайловна постояла. — Ладно, давай пить твой чай, коль нет ничего покрепче.

И они сели пить чай.

Домой Екатерина Михайловна вернулась — уже темно было. Она поднялась на площадку между входом в дом и первым этажом, открыла свою ячейку в почтовом ящике — оттуда вдруг выскочила бумажка и осенним листочком опустилась на пол. Екатерина Михайловна нагнулась — неужели еще один перевод? Спасибо родителям, не забывают ее! Она приблизила к глазам бумажку, прочитала первые буквы — это была повестка в прокуратуру.

— Во, еще что за новость?! — испуганно дернулась. — Да, сон в руку!

Примерно через минуту Екатерина Михайловна вошла в свою квартиру. Она чувствовала себя крайне расстроенной — опять предстоит бессонная ночь, опять кошмары. Да что ж это такое! Она не выдержала и заплакала. Она проплакала с час. Затем вспомнила, что днем ей звонил Серж и обещал прийти в десять — одиннадцать вечера. И Екатерине Михайловне тотчас сделалось легче. Хорошо, вовремя позвонил ей Серж. Ей теперь не придется опять бежать к Зосе и опять, что не вызывало никаких сомнений, выдворять от нее Коленьку, этого самоуверенного кобеля.

Екатерина Михайловна переоделась в халат, вошла в ванную, там умылась, навела должный вид и вернулась в комнату.

Она ждала Сержа.

Еще полчаса, и он должен прийти.

Скорее бы.

2

— Можно?

— Да, да, войдите.

Екатерина Михайловна открыла дверь и переступила через порог.

— Вот, — постояв, она протянула извещение, — вы вызывали, я пришла.

За столом сидел брюнет лет тридцати, глаза цепкие, как у кошки, это сразу видно. Одно смущало Екатерину Михайловну: брюнет этот был уже чуть с лысинкой, небольшой, однако в перспективе ему грозило худшее.

Брюнет посмотрел на часы, вежливо заметил:

— Опаздываете, Екатерина Михайловна. Нехорошо.

— Я ведь женщина, — кокетливо отозвалась Екатерина Михайловна и слегка, незаметным, а точнее, даже неуловимым движением, поправила сзади юбку, которая плотно и соблазняюще облегала ее тугое молодое тело.

— Понимаю, понимаю, — брюнет полуулыбнулся, — но мы, Екатерина Михайловна, не на свидании с вами, верно, мы работаем.

— Извините.

— Извиняю. — Брюнет указал ей на стул: — Присаживайтесь. — И представился: — Следователь Стрельцов Иван Феоктистович.

— Очень приятно, — склонила, голову Екатерина Михайловна. — Чем обязана?

— Сейчас объясню. Все по порядку давайте, хорошо? — проговорил следователь. — Ну и… с богом.

Екатерина Михайловна подняла голову:

— Вы что же, в бога верите, Иван Феоктистович?

Следователь смущенно повел бровями:

— Знаете что, Екатерина Михайловна, давайте договоримся: вы меня не станете больше перебивать, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Екатерина Михайловна.

На какое-то время в кабинете установилась тишина.

— Итак, начнем.

— Нач…

— Ваша фамилия, имя и отчество, называйте.

— Это что, допрос? — Екатерина Михайловна уже не выдерживала. Какое нужно иметь терпение, а!

— Это беседа, — объяснил следователь. — И вы, пожалуйста, Екатерина Михайловна, успокойтесь, возьмите себя в руки. Мы вас вызвали в качестве свидетельницы, мы вам зададим несколько вопросов, вы на них нам ответите и пойдете спокойно домой, Екатерина Михайловна, слышите?

— Да, да.

— Я вижу, вы уже начинаете плакать.

— Да, да.

— Успокойтесь, — еще раз сказал то же самое следователь. Он поднялся, подошел к журнальному столику, на котором стоял графин с водой, взял графин и налил в стакан воду. — Выпейте. Выпейте — и все пройдет, как рукой снимет. Испытано уже.

— Вы на себе испытали? — Она еще и язвить умудрялась.

Руки у Екатерины Михайловны и на самом деле дрожали, будто она кур воровала. Но это, так сказать, фигурально выражаясь, а в действительности, что она такое сотворила, что ее вызвали в прокуратуру? Этого, наверное, и сам следователь не знает. А может, он все-таки знает? Может, это она только не знает?

— И на себе тоже, — коротко бросил следователь, не обратив внимания на колкость вопроса, и вернулся на свое место.

— Фамилия, имя, отчество, прошу, — обратился он снова к Екатерине Михайловне.

— Прокина Екатерина Михайловна.

— Год рождения, национальность, род профессии, где проживаете, прошу.

Екатерина Михайловна назвала все это, перечислила, как могла.

— Та-ак, а теперь конкретно. — Следователь испытывающе посверлил ее глазами, — Вам известна фамилия Серов?

— Серов? — повторила Екатерина Михайловна и задумалась на мгновение. — Постойте, постойте. Серов, Серов… По-моему, в цехе первоначальной обработки тканей работает Серов, наладчиком на участке.

— Его как зовут?

— Серова, что ли? Наладчика?

— Да.

— Федор Леопольдович. Хороший такой дядечка. Когда мы идем, он нам обычно жареные семечки предлагает: возьмите, мол, девчата, зубки свои белые поточите, чтоб кусались они больно, чтоб мужикам сладко было.