В полдень, на Белых прудах - [58]

— Ну, здравствуйте, Андрей Николаевич! — Она почти артистично подкатила к нему и протянула свою маленькую изящную ручку.

Тот, по-видимому, не ожидал подобного выпада, заметно стало, как он немного подрастерялся.

— Здра-авствуйте! — протяжно проговорил Спирин, но руку, как делал он это раньше, не поцеловал, возможно, оттого, что почувствовал: на них тотчас многие обратили внимание. Здесь не та публика, чтоб рисоваться у нее на глазах. Но этого очень хотела Екатерина Михайловна. Она не отнимала руки, более того, сама как бы приподнимала ее: ну целуйте же, целуйте, Андрей Николаевич, у вас это прекрасно получается!

— Я вас не знаю. Кто вы? — вопросительно посмотрел на нее Спирин.

— Вы? Меня не узнаете?

— Не узнаю.

— А Кирпили наши помните еще?

— Кирпили? Кирпили… Кирпили… А-а, да, — спохватился Андрей Николаевич. — Имел счастье там когда-то работать. А вы кто?

— Катя Прокина. Екатерина Михайловна Прокина, — назвала себя Екатерина Михайловна.

— Катя… Катя… Не помню что-то. Забыл. Так всего много разного: дороги, люди… В общем, извините, не помню вас.

— Ну как же, ну как же, Андрей Николаевич, мы же еще с вами, ну, целовались! Неужели позабыли?

Гармонист, гармонист, тоненькая шейка!

Я спляшу тебе страданье — играй хорошенько, —

пропела неожиданно Екатерина Михайловна. — Вы в спектакле гармониста играли, тракториста Алешу, а я — звеньевую, помните?

На них уставились все пристально — любопытных не счесть, как мух на клейкой пленке, которая обычно в каком-нибудь гастрономе или же в столовой.

Спирин пожал плечами:

— Убей меня бог, вас не помню.

— А это:

О-ой, да ро-о-сла кра-асна-а

Терп-е-ливая-а яго-о-ода-а?..

Спирин снова пожал плечами. Ему, похоже, не нравился подобный выпад со стороны Екатерины Михайловны, и он решал, как ему выйти из дурацкого положения.

— Алеша, Алеша вы были, а я — звеньевая! — почти выкрикивала Екатерина Михайловна.

Сбоку заговорили, загомонили, кто-то в очереди прыснул.

Екатерина Михайловна зло посмотрела на стоявших рядом — чего вытаращились, чего рты поразевали, фуфлаки этакие, не видите, что ли, она человека знакомого встретила, а он ее не признает никак, мучается, бедолага, голову ломает, а не вспомнит. Ничего, сейчас она ему еще кое что подбросит.

— Значит, не узнали меня?

— Не узнал.

— Хорошо. Тогда вот что скажите, Андрей Николаевич: коль меня не признаете, может, Веру Оглоблину вспомните, как вы с ней миловались, а? Прокша на пахоте, а вы, Андрей Николаевич, в его доме уже, с женой в «жмурки» под одеялом. Было такое? Ну скажите, только честно, было?

Спирин едва на ногах удержался. Непонятно даже, как удалось ему это. Вот так встретили на почте! А Катька Прокина как была дура, дурой и осталась, подумалось Спирину. А еще председателя сельсовета дочь, э-эх!

В очереди опять прыснули.

— Знаете, милочка, — Спирин опустил в карман руку, он хотел было что-то сказать еще, но его перебила Екатерина Михайловна.

— Вы че руку опустили, че руку опустили?! — Ей, по-видимому, что-то показалось, она даже вздрогнула, когда увидела, что Спирин вдруг опустил в карман руку. — У вас что в кармане?

— У меня в кармане — вошь на аркане! — У Спирина не было больше никакого желания общаться с этой дамой, он развернулся и пулей выскочил из почты.

Взбудораженная очередь наконец вздохнула облегченно.

Успокоение постепенно приходило и к Екатерине Михайловне. Ей иногда даже начинало казаться, будто встречи со Спириным и не было, что это плод ее возбужденной фантазии, своеобразное, так точнее, наверное, продолжение сна.

Вскоре все же она получила по переводу деньги и пошла домой. Но туда она не попала — сначала заскочила в парикмахерскую, у знакомой парикмахерши сделала прическу, навела маникюр, затем зашла еще к Зосе.

— Что это ты нынче с прической? — не преминула заметить подруга. — Сержа ждешь?

— Сержа.

— Коленьку моего выкурила вчера, а он обиделся на меня, — пожаловалась Зося.

— И пусть обижается, твой Коленька ломаного гроша не стоит. Нос кочергой, ноги как у наездника.

— Ну, — Зося надула губки, сделала их колесом, — это ты, Катя, чересчур, по-моему! Я ведь и о твоем Серже сказать такое могу, тем более что он у тебя на самом деле не красавец.

— Не красавец, — согласилась с подругой Екатерина Михайловна и, хохотнув, добавила: — Но зато еще тот жеребец!

Зося, опытная, дважды побывала уже замужем и развелась, и та засмущалась.

— Катя! Катя! Что с тобой? Я тебя не узнаю! — укорила она подругу.

Екатерина Михайловна, глотнув воздух раз, второй, перевела дыхание:

— Извини, Зося, я сама себя не узнаю. Что-то не то со мной происходит, какое-то затмение на меня нашло, что ли?

Зося принялась ее успокаивать:

— Ничего, Катя, пройдет. Бывает такое. Это, наверное, оттого, — предположила она, — что ты Сержа ждешь, а он не идет, так, нет?

Екатерина Михайловна покачала головой:

— Ой, не знаю, не знаю. Решительно ничего не понимаю.

— Поймешь, поймешь, Катя. Все пройдет. Ты только не мельтеши, не подогревай себя. У меня подобное случалось, когда я с первым мужем разошлась, а со вторым еще не расписалась, но уже ждала того, что распишемся. Волнение, чувствовала тогда, меня сильно охватывало: вдруг передумает. Лучше бы, — заключила Зося, — он передумал! — Она помолчала. — Ну что, Катя, прошло? Легче, Катя, стало?