В полдень, на Белых прудах - [52]
«Так вот, молодой человек, — теперь уже объяснила Надя. — Со второй надеждой у вас проще, вы окончите благополучно институт и пойдете работать, а вот с первой, тут вопрос посложнее, тут, как говорится, петух не прокукарекал еще. И вообще, вы, молодой человек, слишком самоуверенны».
«Я не слишком самоуверен, я, Надя, если можно уточнить, просто уверен, вот так!»
Когда это было? Ой-ой, давно! Сколько с тех пор воды утекло!
А Надя какой была, такой и осталась, только чуть покрупнела, чуть поосанистее стала. И еще молчаливее почему-то. Может, оттого, что дома она одна и одна, когда он, Афанасий Львович, ее своим появлением радует, а? Верно, глубокой-глубокой ночью, когда куры седьмой сон видят и многие односельчане давно уж спят. Какие в тот момент разговоры?
«Ел?»
«Ел. Спасибо, Надя».
«Пожалуйста».
«Ты спала уже?»
«Дремать только начала».
«Ну засыпай. А я еще посижу. Тут бумаги одни пришли, срочно в них разобраться надо».
«Чего ж в правлении не разобрался? Аль кто оттуда выгнал?»
«Не выгнали, сам ушел. Дома оно как-то веселее».
«Ну-ну. Коль так, разбирайся тогда в своих бумагах и веселись».
Вот такой примерно у него и происходит с женой разговор, только слова иногда меняются местами или же другие вставляются.
Детей, к сожалению, у Кашириных нет, бог не дал. Это-то обстоятельство всегда и угнетало больше всего Афанасия Львовича. Ему было до боли обидно: на какую-то парочку глянешь, муж и жена, с виду неказистые, более того, определить на глаз нетрудно — болезненные, а детвора вокруг вьется здоровая, один одного крупнее. А они оба, и он, Афанасий Львович, и она, Надя, внешне вроде бы и ничего, а вот, поди ж ты, ребенка на свет произвести — не моги. Афанасий Львович предлагал как-то Наде взять из детского дома девочку или мальчика, благо, в Кирпилях имеется таковой, ан Надя наотрез отказалась: не надо ей чужого, нет своего — и чужой не свой, как есть, как идет, так и будут тянуть, что делать, переживут. Вот так и тянут лямку без детворы.
Вчера Афанасий Львович домой вернулся — Надя спала. Зато утречком, как штык, он вскочил, а она уже на ногах:
«Привет!»
«Привет!»
«Почему не ел вчера? Я же тебе наготовила — не коту беглому».
«Спасибо. Но что-то есть не хотелось».
«Заболел?»
«Наверное».
«Наверное или точно?»
«Точно».
«Что болит?»
«Душа, Надя, болит. Горит прямо».
«В холодильнике кисляк есть, попей его, как рукой снимет!»
«Ты меня не поняла. У меня не трубы горят — душа болит. Водку, ты же знаешь, я только по великим праздникам».
«А вчера, между прочим, у нас и был праздник, ты забыл?»
«Праздник? Надя, какой? Напомни, пожалуйста».
«Институтскую библиотеку нашу знаешь?»
«Знаю».
«Бывал там когда-нибудь?»
«Надя, о чем ты ведешь речь — сотни раз! Кстати, мы с тобой в ней и встретились, помнишь?»
«Я-то помню. А ты?»
«И я помню. Конечно! Как такое можно забыть?! Двое, Он и Она, впервые встречаются, и у них зарождается любовь!»
«Каширин, а ты, оказывается, еще и лирик! Тебе бы не председательствовать, а стихи и поэмы писать и всем женщинам мира их дарить, а, как идея?»
«Идея хороша, Надя. Но не для меня. Ты помнишь: я однажды написал тебе стихи — что ты тогда сказала? Чтоб я больше никогда этого не делал — поэта, как бы я ни напрягался, все равно из меня не выйдет, а бумагу и так найдется, кому марать. Было такое?»
«Было».
«Вот. А ты говоришь, будто я уже ничего не понимаю».
«И настаиваю на том!»
«Тогда я требую объяснения!»
«Хорошо. Я это сделаю, но тебе тогда должно быть стыдно…»
«Постой! Постой! — Афанасий Львович поднял палец. — Все верно. Надюша, вчера был именно тот день, в который мы с тобой познакомились в библиотеке. Мне уже становится стыдно. Извини, великодушно прости за то, что закрутился и забыл! Больше не повторится, ей-богу, клянусь всем святым на свете!»
«Так и быть, прощаю. Но чтоб это действительно было в последний раз, слышишь, Каширин?!»
«Слышу!»
Как раз в это утро, как никогда, наверное, они про-говорили долго. Уходя, Афанасий Львович поставил перед собой непростую задачу: вечером вернуться с букетом цветов, вот так!
Председатель!..
Афанасий Львович сидит в своем кабинете. Стол и стулья у него так себе, уже поизношенные, да и кабинет — не чета кабинету председателя колхоза «Родина». Но что поделаешь, такой кабинет и такая мебель достались ему от его предшественника. Ничего, со временем все тут изменится, другой приобретет вид — солидный, во всяком случае, а теперь не до этого, сейчас нужно крепче увязывать концы с концами, давить на экономику. Радует одно: уже есть сдвиги к лучшему, каждая бригада, каждая ферма электрифицирована, связана асфальтовыми дорогами, снабжена водой — линии водопроводные и туда дотянулись, повыстроены добротные подсобные помещения; есть изменения и в самом селе — белыми лебедушками выстроились в два ряда тридцать четыре дома — кто желает, приезжай и вселяйся. И едут, и находятся настоящие спецы, что очень и очень радует. Но не таким представляется родное поселение Афанасию Львовичу — более уютным, что ли, более масштабным и более привлекательным. Пока это спичечные коробочки — вот что напоминают их дома, простое, примитивное решение. А хотелось хотя бы как в колхозе «Родина». К этому они и будут стремиться, тем более что возможности такие для дальнейшего развития села и колхоза в целом у них имеются.
«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.