В полдень, на Белых прудах - [15]

— Э-э, давно, Ванюх, ты тогда под стол пешком еще ходил. — Дед Матвей приблизился к стоявшему неподалеку дереву и приставил к нему косу. — Перед тем, как вскоре в Сибирь в охотничью артель попасть. Кхе-кхе. — Он еще раз осмотрелся. — Ты, Ванюх, готовься, а я курну маленечко, не возражаешь? Отдохнуть мне надо, загнал ты меня. Хромый, хромый, а стрекача такого дал — едва поспевал за тобой.

— Отдохни, отдохни, Матвей Егорович. — Ванька тоже приставил к дереву косу, положил сверток с едой, инструменты и принялся снимать телогрейку — жарко ему. А будет еще жарче — вот только косить начнут. Особенно Ваньке придется туго — сколько лет косы в руках не держал!

Дед Матвей сидел уже на облюбованном пеньке, а над ним вился кольцами дым.

— Так ты, значит, Ванюх, интересуешься, когда я был сыщиком?

— Ну.

— В сорок шестом я вернулся с войны, молодой, красивый. Решил так тогда: погуляю, отойду чуток, а уж после и за колхозное дело. Ан нет. Уже вечером вызвали в сельсовет и сказывают: нужен милиционер, который раньше был, в район забрали, а нового не прислали. А без милиционера жить никак нельзя, воровство и драки в Кирпилях зачастились, необходимо какие-то меры принимать, а некому. Вот, дескать, ты, Добриков, указывают на меня, и возьмешься за это. Я в штыки, ни в какую. Говорю: на фронте воевал, теперь тута воюй… Не-а, решительно машу, не согласен! Кхе-кхе. Но уговорили, прижали к стенке — деваться было некуда. Через неделю, значит, обмундирование получил и документ, естественно, что являюсь представителем органов. Правда, милиционером побыл тогда недолго. Когда женился, жена мне и скажи: сколь бедствовать мы, Добриковы, будем. Я к ней: чего, дескать, посоветуешь, как быть. Жена у меня, баба моя, оторви и выбрось. Говорит: стану всю жизнь за ее титьку держаться — всю жизнь и бедствовать буду. В общем, намек понял, вскоре и в Сибирь покатил. Сперва охотничал, затем на золотой прииск подался. Так и колесил, пока не прижучили. Жена с детьми тоже ездила со мной. Я иногда ее допытывал: не устала дорожничать? С иным бы, возможно, и устала, отвечала, а с тобой нет. Вот какая у меня жена…

Ванька ее уважал. Он помнил — раньше сельские бабы к ней тянулись, знали: в обиду никому не даст, горой за каждую встанет — попробуй обойди. По характеру своему жена деда Матвея чем-то напоминала Ваньке тетку Ульяну, эта тоже такая: о себе не печется, а за кого-то глава выцарапает, волосы повыдергивает — пусть не трогают хорошего человека.

Ванька взял косу, отошел от дерева, ручку косы нагнул и упер ее в землю и стал точить неровное жало. «Уить, уить, уить», — послышалось тотчас вдали.

Минут через пять на поляне снова стало тихо.

Поднялся и дед Матвей:

— Кхе-кхе. Начнем, значит?

— Матвей Егорович, может, и вашу косу поточить, а?

Тот хитровато улыбнулся:

— Свою я сам привык наострять, спасибо. Сам сапоги рвал, сам их и чини. А чинить — не рвать, тут надо голову поломать. Вот так. — И опять раздалось: «Уить, уить, уить…»

Косить было непросто: трава, оказалось, перестояла, у самых корней — что проволока, так и берегись — пятку порвешь.

Ванька первые махи сделал резво, казалось, ему и делать нечего, не косьба — игра детская: «В-вжик! В-вжик!» Но дальше почувствовал: долго не потянет, на час, возможно, его и хватит. Дед же Матвей водил косой легко, плавно, трава под косой выкладывалась в валок.

— Кхе-кхе. Не рви себя, — приостанавливаясь, советовал Ваньке дед Матвей. — Косьба спешки, суетливости не любит, помни это.

Они покосили часа два и взяли перерыв.

Отдышавшись, дед Матвей сел на прежний пенек, закурил «Приму». Ванька опустился рядом на траву.

— Не простыл бы, земля еще не совсем подсохла, — на всякий случай предупредил дед Матвей.

— Не желательно. — Но Ванька не встал, по-прежнему сидел на траве.

— К Каширину не опоздаешь?

— Ничего, не попаду в полдень, зайду вечером, вечером не встречусь, будет на то завтра. Успеется, Матвей Егорович.

Дед Матвей покряхтел. Что-то, по-видимому, ему не понравилось в Ванькином ответе.

— К Каширину я бы тебе опаздывать не советовал, он человек дельный, с ним решать вопросы можно.

— Поживем — увидим, — многозначительно подытожил Ванька и поменял тему, вернувшись к прежнему разговору: — Ты лучше вот что, Матвей Егорович, расскажи: будучи сыщиком, с пистолетом за бандитами гонялся или нет? Случалось такое?

Дед Матвей затянулся сигаретой и тут же выпустил клуб дыма. Какое-то мгновение он следил, что будет с ним дальше. Дым постепенно рассеивался.

— С пистолетом, говоришь? Кхе-кхе. Бегал, только не за бандитами — за своей женой.

— За женой? — Ванька рассмеялся: — Ну, Матвей Егорович, с тобой, ей-богу, не соскучишься. Да чего ж это ты с пистолетом за женой?

— А того, Ванюх, — вполне серьезно проговорил дед Матвей, — довела. Говорит: домой стал приходить поздно, небось, где-то нашел себе кралю другую. Какую кралю, какую кралю, возражаю ей, плетешь незнамо что! Нет никакой крали — есть ответственная работа! Понимаю, продолжает жена, со своей можно так-сяк, а с чужой, конечно, ответственно, иначе больше принимать не станет, да? Заела, одним словом, пластинка. Ах, думаю, такая-пересякая, за кобуру, достаю пистолет — и за ней. Застрелю, кричу, коль будешь продолжать говорить мне глупости. Кхе-кхе. С тех пор, между прочим, жена меня и перестала ревновать, точно бабка отшептала.