В полдень, на Белых прудах - [149]
Не шевелился и Матекин. У него снова на лысине выступил пот, но он почему-то не решался его вытирать, ждал, похоже, более удобного случая.
— А из Кирпилей написал кто-нибудь? — спросили справа, нарушив тем самым тишину.
Каширин покосился на Матекина:
— И из Кирпилей есть письма. Прочитать?
В кабинете оживились:
— Ну конечно же, Афанасий Львович!
— Прочитать!
— А ну, что там рядовые колхозники на нас пишут?
Каширин поднял опять руку:
— Тише, товарищи! Вот такое. Слушайте! — и стал читать: — «Уважаемый Афанасий, я хоть и стар и мне должно быть все одно, ан не удерживаюсь и хочу сказать вот што: при тебе, Афанасий, люди и работали и отдыхали. До тебя тоже работали и отдыхали. Сейчас отдыха нет в нашем колхозе. Люди работают от зари до зари, а отдыха не имеют. Чего, спросишь? Митька, председатель наш, с планом спешит, отрапортовать первым хочет. А можно ведь и не спешить, коли хорошо организовать все. Ране-то не спешили, верно? Я еще почему пишу, Афанасий. У меня дочка Елена с тремя детьми без мужика. Вота и гляди: она на работе и на работе, а я с детьми и с детьми. А они, окаянные, не послушные, они меня забодали. А Елена моя все на работе и на работе. А у меня уж никаких сил за ее детьми глядеть. Не веришь — приезжай, Афанасий, и других вези, пушшай сами убедятся, что у нас тут выходит. Скажи нашему Митьке, пушшай все же когда-никогда дает колхозникам выходные. Заодно выходные эти и у меня будут, от детишек. Найди, Афанасий, время и разберись в этом, хорошо?». — Каширин сделал паузу. — А вот еще: «Товарищ председатель райисполкома! — стал он читать. — Я решил уйти из колхоза, а Матекин не отпускает меня. Я ему говорю: учиться буду, пойду на курсы мотоциклистов, чтоб потом гонять по вертикальной стене. А он мне: «Дурак ты, Иван, и не лечишься — (грубо? факт, грубо!), — кто же тебя на вертикальную стену выпустит, когда ты всего боишься!» Я спрашиваю: конкретно, чего я боюсь? Он отвечает: «Работы, вот чего!» (Опять же грубо, потому как я работы не боюсь, я боюсь на курсы мотоциклистов опоздать, выучиться по вертикальной стене ездить). Я у Матекина последний раз спросил: отпустите из колхоза? «Нет», — сказал он окончательно. Вот я и обращаюсь к вам, товарищ председатель райисполкома, чтоб вы вошли в мое положение и посодействовали мне определиться на курсы. А я, когда выучусь на мотоциклиста и стану гонять по вертикальной стене, приглашу вас за это на представление, и вы самолично тогда увидите, что мне море по колено и что я ничего не боюсь — факт! С уважением — Иван Нечай». — Каширин дочитал письмо и посмотрел на сидящих: те падали со смеху.
— Ну, Нечай, ну, умора! — вытирал слезы Губанов.
— Клоун! Циркач! — басил рядом с ним сидевший завфермой Бронька Стукалин. — Его ж хоть сейчас на манеж!
— Ай да Нечай!..
Каширин, когда читал письмо, тоже едва сдерживал смех и закончил — улыбнулся, не выдержал, но, осознавая, видимо, что письмо он читал не для увеселения, принял серьезное выражение лица.
Сидящие заметили это и тотчас дружно умолкли.
— Еще читать? — помедлив, спросил Каширин.
Кто-то удивленно воскликнул:
— Сколько же их?
— Много, товарищи! — Каширин не спеша окинул взглядом сидящих. — Ладно, читать их все я не буду, но скажу, на что люди жалуются, чем они недовольны. Организовать хорошую работу — большое дело, но и о быте нельзя забывать, после трудового дня человек возвращается домой, ему надо отдохнуть, чтоб завтра снова идти и поле или на ферму и чтоб завтра сделать больше, нежели вчера или нынче. Колхозники делают все, чтоб их хозяйство процветало, но и мы, руководители, должны не забывать, чтобы жизнь наших колхозников тоже процветала. А на деле каково? Выходит, не всегда мы помним этот своеобразный завет. И пример тому вот эти письма, Дмитрий Иванович! — Каширин повернулся к Матекину: — У тебя кирпичный завод действует?
— Да, Афанасий Львович.
— Что ж ты людей своего колхоза направляешь к соседям? Почему сам их не обеспечиваешь?
— Так я же третью ферму обновляю, кроме того, заложил уже фундаменты под кормоцех.
— О ферме я знаю. А кормоцех? Когда он у вас по плану?
— Через три года.
— За три года, Дмитрий Иванович, ты изготовишь столько кирпича, что хватит на три таких кормоцеха.
— Афанасий Львович, но я же…
Каширин посмотрел строго на Матекина:
— Не юли, Дмитрий Иванович, не юли. Нам известно, куда кирпилинский кирпич идет: на водонасосные станции. Понимаю, нужны асбестовые трубы, вы шефам даете кирпич, а они… Кстати, на районной базе стройматериалов лежат асбестовые трубы. Вы обращались туда?
— Обращался, Афанасий Львович.
— И что вам сказали?
— Нету.
— Я разберусь, хорошо. — Каширин пригрозил пальцем: — Но учти, Дмитрий Иванович, если… — Он не досказал, продолжил свою предыдущую мысль: — Так вот, Дмитрий Иванович, ваш кирпич идет на строительство водонасосных станций, однако не своих, а чужих, так?
Матекин не ответил.
— Дмитрий Иванович, — голос у Каширина все больше и больше твердел, — с этого дня кирпич станешь использовать только в личных нуждах! Никаких шефов! Кирпич должен идти колхозу и колхозникам, ясно?
Матекин согласно кивнул.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».