В полдень, на Белых прудах - [146]

Кстати, когда Зинуля тот раз была дома, она все же увиделась с Ваней. Встреча, правда, получилась короткой, можно сказать, почти на бегу, однако вселила в нее надежды. Ваня был ласков к ней, уважителен. Он все интересовался, долго ли еще она пробудет в Разбавино, точно прикидывал какие-то планы. Зинуля успокоила его: время летит быстро, он и оглянуться не успеет, как проскочат эти три месяца. Неделю потом она жила под впечатлением той встречи.

Единственное, на что Зинуля потратила время, — на заказ платья. Она дважды ходила в ателье. Первый раз ей отказали — и разговору, мол, не может быть, загрузка у них огромнейшая, можно сказать, почти на полгода вперед. Зинуля расстроилась — ведь так хотела иметь новое платье. Она было попыталась еще и еще попросить — бесполезно, не люди в ателье — манекены, ноль внимания. Вернулась к себе в общежитие — девочки заметили: с подругой их что-то не то.

— Тиш-ша, бабоньки, — первой заговорила Валентина Григорьевна, — у Зинули нашей траур! — И к той: — А ну-к рассказывай быстро, что приключилось?

Признаться, Зинуля хотела девочек удивить — сначала сшить платье, а затем его надеть. Что скажут они — ей это было интересно. Наивная, не правда ли? Ну, уж так она задумала. А оно не вышло.

Зинуля помялась, говорить — не говорить, но открылась.

И тут проявила себя с лучшей стороны Алевтина, Зинуля даже не ожидала от нее такой прыти, она решительно подняла руку и сказала: пустяки все это, она, Алевтина, Зинуле устроит счастье, ей это сделать как один раз плюнуть!

Катенька, услышав такое от своей подруги, еще усмехнулась — вот балаболка она, ну чего, спрашивается, понапрасну трепаться. Однако Алевтина стояла на своем. И права-таки оказалась: она действительно исправила дело. На другой же день вместе с Зинулей она зашла в ателье и повела себя так, будто представляла бог знает какую организацию, не ниже райкома партии. И те, ательевцы, сломались от такого напора. Конечно, конечно, замахали они руками, будет исполнено, как положено.

Сообразила, как надо действовать, не без гордости заметила потом Алевтина, и добавила: на хамство хамством и отвечать следует, только так! Зинуля пожала плечами: нет, она так не сможет, у нее это просто не получится.

Данный поступок вызвал удивление даже у Валентины Григорьевны. Это ж надо, восхищалась та, их Алевтина в ателье переполох навела, людей едва до инфарктов из довела, во, бабоньки, чего она наделала! Она, Валентина Григорьевна, между прочим, и не подозревала в ней таких способностей. Теперь они ее повсюду будут посылать решать сложные вопросы.

Алевтина гордо задрала нос:

— И решу, а вы как думали! Я еще не то умею — дайте только возможность проявить себя!

Но ее охладила Катенька.

— Ничего, успеешь еще, проявишь, — подчеркнула не без иронии.

И будто накаркала.

Спустя неделю после этого Алевтину вдруг почему-то скрутило, она сама на себя не стала похожа.

Первой смену настроения ее опять же заметила Катенька.

— Ты заболела? — спросила она подругу.

Алевтина отмахнулась:

— Оставьте меня в покое, не приставайте ко мне!

Зинуля тоже подсунулась к ней:

— Ну, чего ты так, мы добра тебе желаем.

Алевтина вскочила с кровати, на которой она в ту минуту лежала, затем снова на нее упала.

— Умоляю вас, — сквозь слезы проговорила она, — не трогайте меня. Все хорошо у меня, хорошо, слышите?!

Катенька и Зинуля вышли из комнаты.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила первая у второй.

— Не-а.

— Я тоже.

Подруги стояли в коридоре и не знали, что делать. Где разгадка?

— Может, от отца она письмо плохое получила? — предположила Катенька.

— Ни вчера, ни сегодня писем на столе не было, — пояснила Зинуля. — Я следила.

— Странно, что же случилось с Алевтиной?

— А кто его знает.

Но гадать им все же долго не пришлось — Алевтина сама открыла свою тайну: забеременела она, оттого и настроение у нее упало — естественно.

Катенька, услышав от нее такое, изумилась:

— Когда? От кого? — Она ничего не понимала.

Зинуля же вообще была в шоке — во, дела! Всего ожидала от Алевтины, но о подобном и предположить не могла.

К этому времени, кстати, подоспела уже и Валентина Григорьевна. И она слышала признание Алевтины.

— Фу, ерунда какая, — спокойно отреагировала Валентина Григорьевна. — Плевое дело. Мгновение потерпишь — и все.

— Ты чего городишь, чего городишь? — недовольно набросилась на ту Катенька. — И вообще, не твои ли это игры? Скорее всего — да, Алевтина последнее время за тобой и за тобой.

— Тиш-ша, Катя! Тиш-ша! — выставила вперед руку Валентина Григорьевна. — На капкан меня не цепляй — я ученая!

— Да ну тебя, — отмахнулась от той Катенька и повернулась к Алевтине: — Ты можешь объяснить толком, что к чему, можешь?

Алевтина было заупрямилась, но Валентина Григорьевна ее выдала, назвав виновника. Котиного товарища это работа, сказала она, больше ничья, того самого, с которым они в ресторане тогда сидели и который бушевал, к музыкантам приставал.

— Но когда же случилось все это? — по-прежнему недоумевала Катенька.

— А тогда, когда с Зинулей ты домой уезжала. У Коти день рождения был, и мы снова в ресторан ходили.

Зинуля молчала. Да она и говорить не знала что в этой ситуации. Для нее случай с Алевтиной — как гром среди ясного неба. Надо же, не переставала удивляться она!