В полдень, на Белых прудах - [116]
Неожиданно со свидания вернулась Валентина Григорьевна.
Девчата одновременно уставились на нее:
— Случилось что-то?
Та выставила вперед руку:
— Тиш-ша, бабоньки, я к вам с предложением, я на минуту.
Алевтина приподнялась, повеселела:
— Аль нам кавалеров сосватала?
Катенька тут же прыснула.
— Ну чего ты, чего ты, — недовольно глянула на подругу Алевтина, — может, я без кавалера скучаю, а?
— Тиш-ша! — Валентина Григорьевна приподняла юбку и поправила чулок: — Сползает и сползает, гад! Так вот, бабоньки, мой Котя, Костенька, предлагает пойти в ресторан и посидеть там. Там, кстати, и кавалеры будут, обещает!
— В ресторан? — Катенька пожала плечами: — А он есть тут?
— Есть, — заверила Валентина Григорьевна. — Днем как чайная, а вечером ресторан. И музыка там.
— Я мечтаю о ресторане! — оживилась Алевтина. — Девоньки, айда, а?! Не знаю, как они, — она повернулась к Валентине Григорьевне, — а я согласна. А если еще и кавалеры будут — о-о!
Катенька вопросительно посмотрела на Зинулю:
— А ты? Что ты ответишь?
— Я? — Зинуля раздумывала. — Ко мне нынче обещал Ваня приехать; я ждать его буду.
— М-г-да, — Катенька почесала пальцем в затылке, — я, между прочим, тоже никогда не была в ресторане.
— Вот и побываешь, — обрадованно подчеркнула Алевтина.
— В ресторане музыка хорошая, говорят, — проинформировала Валентина Григорьевна. — И певица как будто есть. Котя сказывал.
Катенька помедлила:
— А может, Ваня твой не приедет?
— Приедет. Раз обещал — не обманет, я его знаю.
— Ну хорошо, я согласна.
Когда девчата уходили, Катенька подошла к Зинуле:
— Вдруг Ваня не приедет — приходи в ресторан, будем ждать.
— Приедет, приедет, — поспешила заверить Зинуля.
— Я на всякий случай говорю. Будешь если идти, платье в горошек одень, оно к лицу тебе.
— Больно старое, — возразила Зинуля, будто уже собиралась.
— Ты выгладь его хорошо — и сойдет.
Зинуля кивнула:
— Ладно, выглажу. — Сказала так, лишь бы не приставали.
Она осталась одна. Какое-то время сидела неподвижно, точно не знала, что делать. Потом поднялась, взяла тетради и стала читать свои записи.
Учеба давалась ей трудно. Еще бы! Такой разрыв был — не читала, не писала ничего, сплошной туман на нее нашел — и все. Теперь догонять приходится. А самое страшное — ждать и догонять. Вот она сказала девчонкам: ждет Ваню. А он и не обещал, она просто сказала, чтоб в ресторан не идти — лучше тетради просмотрит, глядишь, чего-то в голове и зацепится, и работать тогда ей легче будет. Так вот Ваня и не обещал к ней приехать, а она его все равно ожидает. Она всю жизнь Ваню ожидает.
И все же у него переменилось к ней отношение, и это Зинулю радовало. Он просто занят, он сейчас много работает, потому не может приехать. Но однажды он все-таки появится и скажет ей, вернее, предложит выйти за него замуж. Она помолчит, для приличия, конечно, и ответит: согласна, Ваня.
Зинуля закрыла глаза, задумалась.
Вспомнился вдруг отец. Ей его жалко, один, бедный, остался там. Ну ничего, закончит она учебу, вернется, все хорошо будет. И заживут тогда они хорошо. Все же теперь им легче, отцу особенно — дочь помогает, не то что он один и один был.
Вспомнила Зинуля и про ветврача Коростылеву, и про Алевтину, напарницу по работе. Она им благодарна — душевные они люди, простые, не сравнить, во всяком случае, с этой Алевтиной, с которой в общежитии живет. Эта грубая, бесцеремонная, как мужик, одним словом, ей бы брюки и папиросу в зубы — в самый раз.
Зинуля вздохнула.
Бежит время, неумолимо быстро бежит. Она и не заметила, как вытянулась, стала взрослой. Как будто не было ни детства, ни юности. Да, непростая выпала ей жизнь, совсем непростая, одно за другим подсовывала испытания, и одно другого суровее. Но Зинуля понимает: такова судьба, кому что на роду написано, тому то и переносить. Она вот терпеливо и переносит.
Зинуля все выдержит — только бы знать: загорится впереди и для нее долгожданный свет и она на него выбудет. Вот что главное, вот тот смысл, ради чего она живет.
В дверь вдруг кто-то постучал.
Зинуля вздрогнула: неужели Ваня? Но тотчас одернула себя: глупая, ох и глупая! Не может сейчас он к ней приехать, он работает, он очень занят, в поле и в поле — не до свиданий ему.
Зинуля отозвалась:
— Войдите.
Спрашивали Валентину Григорьевну. В дверях стоял моложавый парень, узкоплечий, прыщавый.
— А ее нет.
— Нет?
— Вы же видите.
— Да-да, вижу. Извините. — Парень постоял, помолчал. — Но она мне сказала прийти. Она мне в общежитии свидание назначила.
Зинуля растерялась:
— Какое свидание?
— Обыкновенное. Как девчонка с парнем встречается — такое.
— Но ведь у нее… — Зинуля хотела сказать, что у Валентины Григорьевны есть Котя, она уже занята, однако вовремя сдержала себя. — Вы знаете, — вывернулась она, — у нее вызов срочный, ее на практику в соседний колхоз отозвали.
Парень пожал плечами, постоял немного еще и вышел.
Ну и девка, подумала о Валентине Григорьевне Зинуля, оторви и выбрось. Вот такой, наверное, и надо быть, вдруг позавидовала она той, легче жить.
Зинуля и не заметила, как задремала. Сидела за столом, читала, и о-пп — склонила голову. Сладко, хорошо так, ничего более вроде бы и не надо.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».