В полдень, на Белых прудах - [101]

— Мне? Два месяца назад девятнадцатый пошел.

— А я решила: ты моложе. Думала, тебе вообще лет шестнадцать.

— Я тоже ошибся, — признался Ванька. — За малолетку принял, а ему в этом году, осенью, в армию.

— Кхе-кхе. Армия — это хорошо. У нас два сына — оба отслужили.

— Ага, — поддакнула Анисья Петровна, — отслужили, слава богу, вернулись бравыми. У старшего вообще служба неплохо прошла, во всяком случае, не жаловался, а вот с младшеньким, с этим история приключилась, мне пришлось выручать его. Выручила.

— Кхе-кхе. Кхе-кхе.

— Молчи! Не мешай, Матвей! Дай людям рассказать. Да, ездила аж в Среднюю Азию, там наш младшенький проходил первое время службу. Его Колей зовут. Ну и вот Колю нашего привезли туда, а он по характеру правильный, в отца нашего весь…

— Кхе-кхе!

— Не мешай, Матвей! Ну, привезли его и привезли — курс молодого бойца проходит. Время идет, служба тоже. Как говорят? Солдат спит, а служба идет, так?

— Так, так, Анисья Петровна, — подтвердил Ванька.

— Ну и вот, значит, служба у него проходит, но что-то не заладилось, стрельба у него не пошла, что ли. Сказывал: выйдет на огневой рубеж — руки дрожат, и ничего поделать не может. Ребята, солдаты такие же, как и он, стрелять, стреляют, а он… В общем, попросился, чтоб его на строительные работы перевели, не выйдет из него настоящего воина, вот не выйдет — и все. Я же говорю: весь в отца. Этот тоже… Ну-ну, не горячись! Ну, сына, значит, и так и этак уговаривают, мол, чего нюни развесил, стрелять нужно учиться. В общем, с трудом, но убедили. Учителя ему нашли, какого-то старшину. Недели две, наверное, тот с ним занимался, урок пошел впрок. Научил его старшина стрельбе. А через год примерно ему объявляют отпуск, в знак заслуг каких-то. Ну и вот собрался сын ехать домой, телеграмму уж дал, дескать, ждите, скоро будет. Мы ждем-пождем, а его нет. Неделю нет. Месяц нет, Дед мой паниковать: не случилось ли чего по дороге с сыном, вдруг убили, или же в какую-нибудь аварию попал, а? Не хрипи, сказываю ему, еще накаркаешь! Решили написать на имя командира части письмо, выяснить, что случилось, почему наш сын домой не едет. Я села писать, а Матюша: нет, мать, тебе туда ехать надо. Ехать, поняла?! А деньги, спрашиваю у него, где найдем, Средняя Азия ведь неблизко? Матюша: найдем, у соседей займем. И заняли. И покатила я в Среднюю Азию. Приезжаю, узнаю — сын отказался от отпуска, говорит: он его не заслужил, вон сколько времени на него потратили, пока стрельбе обучили… Во, видела людей, а таких, как сын наш, не встречала. Я ему тогда сказала: тебе бы не отпуск — ремня, вот чего, золотой-зеленый!

— Строгая ты у нас! — подметил дед Матвей.

— А с вами, мужиками, только так и надо — строго, иначе вы нам, женщинам, на голову сядете, я вас знаю.

— Кхе-кхе.

— А с тобой, Матвей, особенно, ты легко дурному влиянию поддаешься.

— Балаболка ты старая, Анисья.

Тут пришла тетка Ульяна, она говорила Ваньке: они, мол, пусть идут, а она потом прибежит, с делом только развяжется. Вот и пожаловала.

— Что так шумно у вас? — спросила с порога.

— Шумно? — Анисья Петровна кивнула в сторону мужа: — А у меня с ним всегда шумно, он спокойно говорить не умеет, а я вся в него. Вот и подобрались два сапога — пара.

Тетка Ульяна понятливо кивнула:

— А-а, вон что, а я уж думала, мои тут чудачат.

— Не-ет, — протянул дед Матвей, — ребята как раз тихо сидят. Особенно, гляжу, Леня этак съежился, видимо, ничего не поймет.

— А вы бы его и пожалели, — подсказала тетка Ульяна.

— Кхе-кхе, а мы и так… окромя чая ничего.

— Во-во, завел свою пластинку! — буркнула Анисья Петровна.

Тетка Ульяна села за стол:

— Спасибо, есть не буду, а вот чаю выпью с удовольствием.

Их разговор снова вернулся к кирпичному заводу. Тут уж заговорил Ванька, бойко, возбужденно. Он без конца употреблял высокие слова, и вообще повел разговор на высокой ноте: сделаем, добьемся, догоним, обгоним… Но его приструнил дед Матвей.

— Ты чего так, парень, зашевелил перьями, — выступил он неожиданно. — Ты чего расхорохорился? Слышал такую поговорку: тише едешь — дальше будешь? Слышал? Хорошо. Так вот, знай, поменьше кричи, побольше делай.

— А я что? А я о чем? — опешил Ванька.

— А у тебя пока лозунги. Может, ты там на кирпичном и работаешь неплохо, не стану спорить и возражать, а вот тут ты себя проявляешь не с лучшей стороны: за столом — будто за трибуной. Ты что же, к митингу готовишься? — Ну здесь он, пожалуй, в самую точку — не в бровь, а в глаз! — Кхе-кхе, помнишь, Ванюх, у нас призыв был: догоним и перегоним Америку, помнишь? А я сразу тогда сказал: нельзя этого делать! Почему? Кхе-кхе. Обогнали бы, на штанах дырки видны стали, каково, а? То-то же! Вот и тебе, Ванюх, не рекомендую прибегать к подобным призывам. Разные призывы, лозунги — вещи, конечно, хорошие, но они раньше свою роль играли, а теперь иначе соревноваться надо. А вот как, к примеру, думать вам сейчас, молодым. Вам, Ванюх, и карты в руки.

Вскоре они стали прощаться.

— Милости просим еще к нам, — сказала Анисья Петровна, обращаясь к Лене. — Если что не так, извини, сынок.

— Ничего, — кивал Леня. — Все было очень и очень хорошо, спасибо вам большое. — И не преминул напомнить: — Попадете в Заречное, заходите к Лучневым, будем рады вам.