В полдень, на Белых прудах - [99]

— На повышение, Афанасий Львович? — попробовав угадать Иван.

— Жизнь покажет. — Каширин помотал головой, чему-то он, похоже, не переставал удивляться.

Но Ванька молчал уже — чего человеку лезть в душу, нужно — сам расскажет, нет — его дело.

Каширин не выдержал, сообщил-таки:

— Надо же, второго секретаря райкома Гнездилова арестовали! Мошенник оказался! Я как чувствовал!

— Второго секретаря?! Гнездилова?!

— Да, Гнездилова!

— Чего ж он натворил?

— Первый не объяснил. Он сказал лишь, что Гнездилов арестован не один, с ним еще несколько человек. Говорит, целая шайка собралась, во! А с ними какой-то Спирин, артист будто.

— Спирин? Артист? — Ванька задумался. — Афанасий Львович, а это не тот ли Спирин, который у нас художественной самодеятельностью заправлял? Э-э, нет, наверное, его не помните, вы тогда несколько месяцев в Москве на повышении квалификации были, в Тимирязевке, верно?

— Был, точно. Так что, тогда у нас…

— Да-да, Афанасий Львович. Если, конечно, это тот самый Спирин. Он тут недолго был, но переполоху наделал. И сбежал.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Каширин. — Гадать не стану. Ну да бог с ним, со Спириным, там разберутся, на то есть специалисты, — и перевел разговор на другое: — Вот о чем подумал, дорогой мой Иван Иванович. Хочу я тебе отделение первое доверить, управляющим сделать. Как, справишься, а? За этим и позвал тебя, посоветоваться с тобой решил, Иван Иванович.

Ванька удивленно посмотрел на Каширина:

— Управляющим отделения? Да вы что, Афанасий Львович, всерьез это?

— Ты меня знаешь, Иван Иванович, я такими вещами не шучу, ибо хорошо понимаю: дело особой и особой важности.

— Почему именно меня, Афанасий Львович? Вон сколько у нас хороших людей, куча мала.

Каширин щелкнул пальцами:

— Людей-то, Иван Иванович, у нас хороших много, ты прав, но не все могут дело хорошо сделать, а колхозу нужны организаторы, люди с командирской жилкой, такие, которые за собой остальных смогут повести, так я понимаю.

Ванька почесал лоб:

— А чего вы, Афанасий Львович, решили вдруг со мной по этому поводу совет держать?

— А с кем же, Иван Иванович?

— С кем? С людьми, конечно же, с ними! Как они посмотрят на то.

— Верно, Иван Иванович, — согласился Каширин, — с людьми надо советоваться обязательно, что мы в будущем и сделаем. Но прежде все-таки я хотел тебя поспрашивать, Иван Иванович, как ты посмотришь. Вдруг не пожелаешь, упираться начнешь, а, может такое случится?

— Может, — кивнул Ванька.

— Во-от, — подытожил Каширин. — Я тебя, конечно, Иван Иванович, с ответом не тороплю, — сказал он после этого, — но серьезно и серьезно подумать советую, добро? Ну и отлично. А теперь давай о кирпичном, — и Каширин заговорил о том, как кирпилинцам устроить по случаю обжига первого кирпича праздник.

Глава двадцать четвертая

1

— А вот и мы, — сообщил Ванька, подходя к деду Матвею. — Договорились, Матвей Егорович, что придем, задачу свою выполнили. Встречайте.

— Кхе-кхе. А мы и встречаем. Вишь, сижу и выглядываю.

— А как Анисья Петровна? Не прогонит нас? — на всякий случай уточнил Ванька.

— А кто она такая, чтоб прогонять? Хозяин я, мне и решать.

И тотчас со двора подала голос Анисья Петровна:

— Кто здесь хозяин? — Такое складывалось впечатление, будто она там пряталась.

— Кхе-кхе, — запокашливал сразу дед Матвей — надо же, его на горячем застукали! — Кхе-кхе. Я сказал: тут мы хозяева, и Анисья, и я, нам и решать, примем их нынче или же нет, так?

Анисья Петровна улыбнулась:

— Вот так всегда, на ходу выкручивается.

— Вот это и есть Леня Лучнев из Заречного, — представил парнишку Ванька. — Я вам о нем рассказывал. Мы с ним на станции уголь разгружали… Ну и вот теперь вместе, подружились.

— Кхе-кхе. — Дед Матвей приблизился к Лене, подал тому руку: — Матвей Егорович Добриков. Долгое время в вашем совхозе работал, теперь на пенсии. — Он еще раз изучающе осмотрел Леню. — Копия мать. Я твою мать, Леня, знаю. Хорошая женщина.

— А у тебя все женщины хорошие, — тут же уколола мужа Анисья Петровна. — Для тебя плохих не существует, лишь бы юбка!

— Кхе-кхе. Ты бы, Анисья, мальца постеснялась.

— А он давно не малец — мужик, раз на кирпичном. Так, Леня, скажи?

Парнишка пожал плечами.

— Во-от, — подчеркнул дед Матвей. Помолчал. — Ты, Анисья, сказала, будто для меня плохих баб нет. Неправда. Есть, есть плохие. Вот ты, например!

— Я? Та-ак, — мстительно протянула Анисья Петровна, — сделаю для себя зарубку.

— Сделай. Сделай, пожалуйста.

— Так ведь пищать станешь, умолять, чтоб тебе послабление дала.

— Я?

— Ты!

— Ни в коей мере.

— А мы поглядим. Как говорил поп? Не крестись, пока тебя гром не убил.

— Погоди, погоди, Анисья, это ты насчет чего? — спохватился дед Матвей. — Кхе-кхе. Это что ж…

— Все верно. О чем подумал, то и будет.

— Э-э, не-а, не пойдет, Анисья, мы с тобой так не договаривались.

— А как договаривались? — Анисья Петровна уставилась на мужа.

Дед Матвей прикидывал, что ответить, и вдруг расплылся в улыбке:

— Ты же у меня, Анисья, золотая женщина, тебе цены нет! Не знаю, — подчеркнул он еще, — что бы делал я, если бы не встретил тебя.

Тут не выдержала и Анисья Петровна, рассмеялась:

— Во! Во! Хитер бобер, да не прочесан пробор! Ладно, прощаю тебе, Матвей, так и быть, — и повернулась к Ваньке: — Просим вас. Милому гостю — жирную костью!