В полдень, на Белых прудах - [100]

Вскоре они сели за стол.

За столом Ванька рассказывал, как у них складывается дело на кирпичном. Вот уж днями, говорил он, будет первый обжиг, так сказать, опробование, а потом завод начнет работать на две печи. Задержка пока только за монтажом пресса и конвейерной линии. Все-таки им недостает техников-специалистов, всего три человека. День прокопаются — что сделали, не видно. Но все равно монтаж оборудования подвигается. Надеются, к финишу придут по намеченному плану.

— Кхе-кхе. Значит, скоро будем пользоваться своим кирпичом?

— Да, — поддакнул Ванька.

— Ну и слава богу. Сколь в нищих ходить, у других просить подаяние.

— Ничего, кирпичный завод мы еще и расширим, он нам и доход принесет. Главное — только бы успешно начать.

— То-то же и оно, — вставила Анисья Петровна, — что начать хорошо не всегда удается.

— А нам удастся, — заверил Ванька.

Анисья Петровна повернулась к мужу:

— Помнишь, Матвей, когда мы были на прииске и там пускали шахту? Помнишь, что было?

— Помню, чего не помнить. Кхе-кхе. Все вроде бы сделано нормально, учтено все, но… Шахту в тот год комиссия так и не приняла. Во, чего было! У многих головы поотлетели, да, Анисья?

— В том и печаль вся. Тогда нашего главного инженера Семена Бабарыкина тут же осудили, — вспомнила Анисья Петровна. — Пришли и забрали, а жене сказали: ничего, в скором времени вернется. Жена осталась с малыми детками. Помню, с ними сижу, а она по разным инстанциям бегает, вызнает, где ее Семен. А где Семен? Нет его. Опять ей: придет, вернется — ждите. Да сколько ждать-то? Можно неделю, месяц, а тут уже целый год. Намаялась жена Бабарыкина, бедная, с детьми. Я уж: едь, мол, к своим родственникам, все, глядишь, легче горе пережить, да и поддержка какая-никакая — родственники рядом. А она ни в какую не соглашается, сказывает: пока мужа не дождется — никуда не уедет. И знаете, молодец, дождалась-таки, вернули домой ее Семена. Но то было после, а до этого…

— Кхе-кхе.

— Ну чего, чего тебе, Матвей? — Анисья Петровна, видимо, осталась не довольна, что ее сбили с мысли. — Да, так о чем я рассказывала?

— О прииске, о главном инженере Семене Бабарыкине.

— А-а, да. Ну и вот, значит, жена главного инженера написала письмо самому Верховному — Сталину. А ей оттуда и отвечают: разберутся — сообщат дополнительно, а пока ничего не ясно. Для уточнения вопроса требуется много времени. Ну и разбирались, видимо. А тут такое дело… Вдруг печальное известие: умер Сталин. О, горе-то какое! Люди поистине страдали, что умер Сталин. Столько лет у власти, столько лет за собой народ вел — э-э, чего там! Помнишь, Матвей, как у нас на прииске проходил траурный митинг — люди, не стесняясь друг друга, навзрыд плакали, так жалели этого человека, можно сказать, как святого. И потом все еще долго переживали его смерть, думали: как они без него, не пойдет ли к худшему? Трагедии, слава богу, не произошло, народ прошел в себя и крепче на ноги стал. А вскоре и Семен Бабарыкин на прииск вернулся. Ну, восстановили на работе, правда, должность другую уже дали, пониже. Но все равно он остался доволен. И жена его рада: все благополучно обошлось. Ну было недоразумение, так разве только у них такое? Я еще помню, как-то мы собрались у Бабарыкиных, какой-то праздник был, что ли? Ну я и ляпни там: это спасибо Сталину, он перед смертью дал команду, как-то успел разобраться в деле Семена Бабарыкина. Разобрались — и вот, пожалуйста, результат. А Семен волком на меня: что плету, что плету! Я и оторопела, у меня и вилка из рук. Потом долго ломала голову: что такое недозволенное за столом у Бабарыкиных сказала? Так и не сообразила. И лишь спустя год-полтора, наверное, дошло: а-а, решила, вон чего, оказывается, Семен за столом тогда недовольно на меня зыркнул, ясно. Вообще сложное, скажу, было время, верно, Матвей?

— А когда оно было несложное? — вопросом на вопрос ответил дед Матвей. — Для меня, к примеру, хоть когда мы с тобой поженились, хоть сейчас, — перевел он опять разговор на свои рельсы, — все однако. Кхе-кхе!

— Ну, Матвей! Ладно, покхекай, покхекай, может, чего у тебя и выйдет.

— Я — Матвей, не жалею лаптей, а ты — Анисья, возьми и налей!

— Я уж наливала, довольно, — вполне серьезно сказала Анисья Петровна. — Чего ты, как тот репей.

— Шучу, шучу, — поднял руки дед Матвей.

— Вот и шути себе на здоровье, а про это и не вспоминай. Вон на ребят любо-дорого глянуть, чаю попили — молодцы бравые!

Некоторое время они посидели молча.

Первой потом заговорила снова Анисья Петровна.

— Как работается? — поинтересовалась она у Лени. — Не тяжело?

— Не-а, — ответил тот.

— Это он просто хорохорится, — заметил тут же Ванька, подняв указательный палец. — А на самом деле тяжеловато на кирпичном, Анисья Петровна. А ну повкалывай целый день, да еще на солнцепеке!

— Понимаю, понимаю, — кивнула Анисья Петровна. — Вот так и у нас тогда на прииске, Матвей возвращается с работы разбитый весь, тут же в постель валится, даже есть не просит. А я и рада-радешенька его покормить, да у самой сил никаких. И все равно становилась к печке и готовила. А что оставалось делать — муж есть не просит, детвора рты раскрывает, готова меня живьем проглотить. Тебе, Леня, сколько годов-то?