В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - [57]

.

Советская литература на финском языке заняла собственную нишу в этой системе соцреализма: сам факт использования финского языка для письма делал ее частью иной интертекстуальности, где Элиас Лённрот или Алексис Киви занимали куда более важное место, чем А. С. Пушкин или И. С. Тургенев. Симптоматично, что ведущий литературный журнал, публиковавшийся в СССР на финском языке с 1928 г., назывался «Punakantele» («Красное кантеле»), синкретично соединив в себе пролетарский и национальный символизм[509]. В то же время писатели-иммигранты в процессе создания новой советской литературы не могли избежать обратного процесса: новые формы письма, новые интерпретации социальной реальности и новые отношения между государством и литературой превращали их в советских писателей. Финны-иммигранты помогли сформировать канон соцреализма, включив в него национальный символизм и свои тексты, а также подстроившись под его требования и поставив свой стиль и талант на службу «общему благу». Выражаясь метафорически, они стали активными строителями клетки соцреализма, а когда она была достроена, оказались внутри ее тесных рамок. В этих рамках можно было создавать произведения «национальные по форме», но их содержание должно было сооветствовать текущему политическому курсу. Это объясняет, например, почему на рубеже 1920-1930-х гг. Лаури Луото прекратил писать в жанре приключенческого революционного романа или почему в 1937 г. Ялмари Виртанен, председатель Карельского отделения Союза советских писателей, написал поэтический панегирик Сталину и начавшимся чисткам[510], жертвой которых он вскоре стал сам – однако, несмотря на это, продолжил посылать из тюрьмы письма, в которых выражал свою абсолютную веру в Сталина и дело построения социализма[511]. Участие финских писателей Карелии – пусть малозаметное в национальном масштабе – в формировании и легитимизации советского политического и символического порядка не оставляло им иного выбора, кроме как поддерживать режим, который в конечном итоге расправился со многими из них.

Репрессии против финнов и финского языка в Карелии начались осенью 1935 г., в то же самое время, когда был наконец создан письменный карельский язык. Принятая в июне 1937 г. конституция КАССР включила пункт о карельском как о третьем официальном языке республики наряду с русским и финским. К концу 1937 г. использование финского языка на официальном уровне фактически прекратилось, и в апреле 1938 г. карельский обком обратился к Сталину с просьбой о внесении поправки в конституцию, чтобы удалить финский из числа официальных языков республики[512]. Многие из финских писателей, включая североамериканских иммигрантов Луото, Парраса, Мякеля и Раутиайнена, были репрессированы.

Социализм на сцене и стадионе

Несмотря на все усилия, которые предпринимало советское правительство для ликвидации безграмотности среди населения СССР, в течение 1930-х гг. всеобщая грамотность продолжала оставаться недостижимой целью. Уровень грамотности в Карелии вырос с 61,9 % в 1926 г. до 76 % в 1932 г. и продолжал расти[513], однако прирост достигался за счет курсов ликбеза, слушатели которых получали лишь самые базовые навыки чтения и письма. Новые формы и практики письменной культуры были эффективны для воспитания новой советской интеллигенции, но для малограмотных советских масс требовался иной подход. Более эффективной формой пропаганды советского строя стал профессиональный и любительский театр и другие зрелищные искусства, а с развитием материальной базы – радио и кинематограф, который Ленин назвал «самым массовым из искусств». С одной стороны, они служили инструментами эффективной общественной мобилизации для таких задач, как запись в Красную армию, совершение трудовых подвигов и, в более широких масштабах, пропаганда социализма. С другой стороны, они позволяли партийному руководству контролировать эстетическое и политическое самовыражение революционных масс, особенно молодежи. Зрелищные искусства как форма культурного производства и потребления, а также рабочие, крестьянские и молодежные клубы как места, где оно происходило, стали важной частью советской культурной политики[514].

Культура североамериканских финнов делала их идеальными проводниками этой политики. Финское население США и Канады было разделено на два лагеря по политическому принципу: с одной стороны, в жизни иммигрантов, придерживавшихся консервативных политических взглядов, центральную роль играла финская лютеранская церковь; с другой стороны, общественная жизнь среди радикальной части финской диаспоры строилась вокруг рабочих клубов, где действовали многочисленные любительские театры, оркестры и труппы[515]. Поскольку Комитет технической помощи Карелии вел вербовку исключительно среди второй группы, вскоре после прибытия в СССР иммигранты нередко обнаруживали, что их опыт на любительской сцене в рабочих клубах в США и Канаде был востребован для строительства новой национальной культуры. В течение следующих лет многие из тех, кто приехал работать строителями или лесорубами, поменяли работу на театры, оркестры и радиостанции.