В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - [34]
На первых порах многих иммигрантов спасали привезенные с собой доллары. В Карелии было несколько магазинов Торгсина, где за валюту можно было приобрести дефицитные товары. Кроме того, доллары можно было обменять на рубли. Как уже отмечалось выше, курс Торгсина был в несколько раз выше официального, а на черном рынке доллар стоил еще дороже. Как писал родственникам один из иммигрантов, «те, у кого есть американские деньги, ведут более или менее сносную жизнь… Американские деньги очень дороги – за один доллар платят тридцать-пятьдесят рублей…»[293] Однако проблему снабжения не всегда можно было решить, даже имея деньги. Очень мучило иностранцев, например, отсутствие кофе, который просто нигде нельзя было купить: «Ты спрашиваешь, можно ли купить на рубли кофе. Я вообще не надеюсь, что он когда-нибудь будет… Конечно, многие ждут, как и я, но это бесполезно. Надо радоваться, что получаем хотя бы черный хлеб. Вот уже два года, как я не пробовала кофе, а о том, что ОНИ едят и что ОНИ пьют, я лучше говорить не буду.»[294]
Камнем преткновения для многих становилась и производственная деятельность. Несмотря на то что в ряде мест у иностранцев условия труда были значительно лучше, чем у местных рабочих (повышенные расценки, лучшие делянки, техническое оснащение), труд, ради которого они ехали в Карелию, не приносил удовлетворения. Адаптироваться к специфическим карельским условиям было очень трудно, на первых порах даже у некоторых высококвалифицированных рабочих выработка была вдвое ниже, чем у местных, – они просто не привыкли к такой организации труда, когда всё приходилось делать самому. Как писали проверяющие, основной причиной невыполнения норм и получения низкой заработной платы иностранными рабочими было то, что они «привыкли работать в высокотехнических условиях производства»[295].
Часть рабочих использовалась не по специальности, а для некоторых специалистов просто не было еще работы. Один из иммигрантов так описывал свое положение: «Я поехал в Карелию из-за надежды найти работу водопроводчика. Мне сказали, что в Карелии много водопроводных работ… Но меня обманули. В Петрозаводске нет канализации и, конечно, нет отдела, который этим занимается, да и не будет еще несколько лет, я в этом уверен. Меня наняли водопроводчиком туда, где даже не знают слова “канализация”. Я в полном ужасе»[296].
Иммигрантов поражали бесхозяйственность на производстве, условия, в которых приходилось трудиться, безалаберное отношение к делу многих рабочих и даже руководителей. Раздражали постоянные вызванные нехваткой материалов простои, сказывавшиеся на зарплате. Иногда возникали конфликты с администрацией: рабочие отказывались выполнять бессмысленные, на их взгляд, задания, или руководители не принимали новые методы труда, предлагаемые иностранцами. Так, на первых порах постоянно происходили конфликты у канадских лесорубов с дирекцией Матросского лесопункта из-за внедрения новых технологий рубки леса[297]. Многие руководители предприятий воспринимали инициативу иностранцев, их рацпредложения и самостоятельность в принятии решений как недисциплинированность и нежелание признавать авторитет руководства[298].
Во многих случаях опыт иностранных рабочих, их квалификация и оборудование оказывались невостребованными. В мае 1931 г. финны из США привезли в Петрозаводск машину для кирпичного завода стоимостью свыше 16 тыс. долларов, выпускающую в час 17 тыс. кирпичей[299]. Год спустя рабочие иностранного поселка Голиковка жаловались, что машина простаивает уже 9 месяцев и никому до этого нет дела[300]. Рацпредложения иностранцев внедрялись слабо, рабочие почти не премировались. На производстве царила уравниловка, разброс в зарплате по организациям был очень велик (так, столяр на Лыжной фабрике получал 7–8 рублей в день, а в Каржилстрое – только 5)[301]. Выплату денег нередко задерживали по два-три месяца. Как выразилась одна из работниц, «в Америке в качестве пособия по безработице я получала 30 долларов, хорошие с маслом и мясом бутерброды, и не надо было работать, а здесь, как ни работай, получишь одну похлебку»[302].
Весьма угнетало приехавших и то, что поменять место работы оказалось чрезвычайно сложно. Формально американские финны не были лишены свободы передвижения, как, например, финпере-бежчики, но на практике всё обстояло иначе – Петрозаводск не мог принять всех желающих, в целый ряд мест их не пускали, в результате многие иностранцы оказались в роли «приписных крестьян». Оставался только один выход – уехать насовсем. «Что это за демократия, – удивлялись они, – когда не можешь поступить на работу по своему усмотрению?»[303]
И еще одна вещь делала жизнь в Карелии для многих непереносимой: полное порой отсутствие какой-либо культурной жизни. Рабочие готовы были сами организовать свой досуг, но для этого практически нигде не было пригодных помещений. Особенно страдали женщины, вынужденные из-за отсутствия хороших яслей и детских садов сидеть дома с детьми. «Мы можем ходить в пять мест, – говорили женщины в лесных поселках, – в лавку, за дровами, в баню, на колодец и в уборную. Разве это может удовлетворить живого человека?»
