В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - [25]

Многие иммигранты понимали, что жизнь в Советском Союзе будет непростой. По воспоминаниям Мириам Ноусиайнен, которой в момент переезда в Карелию было восемь лет, перед отправлением отец сказал ей: «Допивай свое молоко, мы едем туда, где ты его очень долго не увидишь…» Много лет спустя она говорила: «Сейчас я не могу представить, как мог отец решиться поехать с двумя маленькими детьми в страну, где, как он прекрасно знал, не было никаких условия для нормального существования? О чем он думал? На что надеялся?»[220] Такие вопросы впоследствии задавали многие, и объяснить, пожалуй, это можно лишь одним: то, с чем переселенцы столкнулись в реальности, среднестатистический американец, привыкший к определенному, пусть даже и невысокому по американским меркам уровню жизни, просто не мог себе представить. Тем более что часто о трудностях говорили лишь мимоходом, подчеркивая их временный характер. Главный же упор в агитации делался на обеспечение стабильной работой и заработной платой и на построение скорого счастливого будущего. И эти обещания стабильности и уверенности в завтрашнем дне в бескризисном обществе вдохновляли людей на переезд.

Помимо политических и экономических причин не следует забывать и культурный фактор. Большинство финнов, уехавших когда-то с родины в поисках работы и лучшей доли, нашли себе занятие за океаном. Но Америка так и не смогла заменить им отечество, что еще острее ощущалось в условиях кризиса. Этническая и культурная изолированность финнов, языковые проблемы и подозрительное отношение властей из-за их политического радикализма еще острее ставили вопрос об интеграции в американское общество. Многие решали этот вопрос отъездом. В то же время для тех, кто сражался на стороне красных в Гражданской войне и активно участвовал в деятельности коммунистических организаций в Северной Америке, возвращение в Финляндию – где компартия была официально запрещена – было проблематично. Для многих других это было равносильно капитуляции, поскольку дало бы повод для насмешек со стороны тех, кто изначально не советовал ехать в Новый Свет. Многим просто некуда было возвращаться.

И в этой ситуации Карелия становилась еще более привлекательной. Она была географически близка к Финляндии, имела такую же природу и климат, и финский был в ней вторым официальным языком. Как вспоминала Айно Стренг: «Мы были очень довольны, что едем в финноязычную Восточную Карелию. Нам было радостно осознавать, что Финляндия так близко. Лишь большой лес был между нами»[221]. В газетных статьях, посвященных Советской Карелии, действительно много внимания уделялось развитию финского языка, национальной культуры и той поддержке, которую республиканские власти оказывали финским переселенцам. Вербовщики утверждали, что в Карелии финны будут занимать не последнее, а первое место среди иммигрантов, они получат новый, высокий статус именно благодаря своей принадлежности к финской нации[222]. И многие действительно были полностью уверены в покровительстве и всеобщей любви, которые они найдут на новой родине. Некоторые даже смеялись над ехавшими в Карелию шведами, не понимая, что те будут там делать, абсолютно не зная финского языка[223].

Следует учитывать и такую распространенную в финской диаспоре культурную ценность, как корпоративность. Во многих воспоминаниях можно найти тому свидетельства: «В Детройте было много финнов. Все мы помогали друг другу. Еще там была очень сильная коммунистическая партия. Многие наши знакомые в ней состояли, хотя и не все понимали смысл идей. Но у финнов просто так принято, если твой сосед или хороший знакомый советует где-то участвовать, то почему бы и нет…»[224] Это в полной мере можно отнести и к принятию решений о переезде в Карелию. Для многих важным аргументом было то, что все вокруг уезжали, и они решали, что лучше присоединиться к соседям, родственникам и друзьям, чем остаться одним в Америке[225]. «Мой отец хотел переехать, он так решил, и мы переехали. Отец не вступил в партию, но многие его друзья были коммунистами и переехали в СССР. Финны жили вместе, как единая семья, и все решили ехать строить социализм. Отец сделал то же самое»[226].

Были среди иммигрантов и те, кто надеялся округлить свой капитал, занявшись предпринимательством на новом месте. Были и откровенные авантюристы, искатели приключений. Продолжение поисков Эльдорадо в наибольшей степени свойственно именно тем, кто уже однажды искал его и не нашел.

Энтузиазм и предвкушение перемен испытывали все переселенцы, даже те, кто не слишком верил пропаганде коммунистической печати. При отправлении кораблей люди кричали «ура» и пели Интернационал. Тяжелое многодневное путешествие многим запомнилось именно этим небывалым подъемом и восторженным ожиданием чего-то светлого и радостного. «Мы ехали строить социализм, мы ехали в свободную страну, где нас встретили как лучших друзей!» – вспоминал 70 лет спустя Юрьё Мюллюхарьо[227]. Никто не знал, какие трудности ожидают их впереди.

Глава 4 Крах переселенческой политики

Первые впечатления и первые трудности

Организованный характер эмиграции в Советскую Карелию позволил Комитету технической помощи Cоветской Карелии получить специальные условия у одной из пароходных компаний, осуществлявших трансатлантические перевозки. Основным перевозчиком, совершавшим рейсы с группами североамериканских финнов, стала шведская компания Svenska Amerika Linjen (Шведско-американская линия). Ее пароходы «Грипсхольм», «Дроттнингхольм» и «Кунгсхольм» ходили по маршруту Нью-Йорк – Галифакс – Гётеборг, откуда переселенцев поездом доставляли до Стокгольма, и затем на пароходе «Кастельхольм» в Ленинград