В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - [24]
Вербовщики убеждали людей в том, что «гораздо лучше строить своими руками социализм в Карелии, чем страдать в эксплуататорской стране от голода и безработицы»[213]. Левые газеты апеллировали и к чувству долга – русские товарищи сражаются не только за свою свободу, но и за свободу всего пролетариата; в свою очередь американские рабочие должны своим трудом помочь в укреплении революционных достижений[214]. Но для людей, угнетенных безработицей и страхом за будущее детей, гораздо важнее были другие аргументы: «В СССР все имеют равные возможности. Здесь нет ни одного нищего, ни один человек не ложится спать голодным, нет очередей за хлебом; оказывается бесплатная медицинская помощь, выплачиваются пенсии престарелым, предоставляются санатории и дома отдыха рабочим»[215].
Усиливали действие пропаганды и рассказы очевидцев, посещавших Карелию в качестве гостей, делегатов конференций и т. д. Побывавшие в Петрозаводске рассказывали о высоких заработных платах и низких ценах, об уверенности людей в завтрашнем дне, что производило сильное впечатление на людей, живших в постоянном страхе перед будущим. Одна из иммигранток Айно Стренг, например, вспоминала:
Объявление о прощальном концерте в зале рабочего объединения в г. Портланд, штат Орегон, в связи с отъездом в Карелию Тойво и Хилмы Тасанен.
Источник: НАРК Ф. Р-3631. Оп. 1. Д. 1. Л. 1
Наш сосед Хенрикссон приехал из Карелии. Он говорил: «Заработные платы в Карелии очень хорошие. Лесной рабочий зарабатывает в среднем 12 и далее 20 рублей в день. А квалифицированные рабочие получают по меньшей мере 600 рублей в месяц…» Я спросила: «А сколько там стоит жизнь?» Хенриксон ответил: «Скажу так: бутылка водки стоит семьдесят копеек». Это выглядело сказочно! Семьдесят копеек! Никто не знал, что это значит в канадской валюте, но сопоставление ясно показывало, как всё дешево[216].
Для канадских финнов главным было то, что в Карелии можно было найти работу, которой они лишились здесь, а вместе с ней высокую заработную плату и дешевую жизнь. Напомним, что основная волна финской эмиграции в Канаду – это первая половина 1920-х гг. Многие до депрессии еще не успели как следует обустроиться в чужой стране, и потеря работы для них оборачивалась катастрофой. Иммигрантов увольняли первыми, к тому же финны трудились в наиболее пострадавших во время кризиса отраслях – строительстве, лесной, горной промышленности и сельском хозяйстве.
Для большинства переселенцев из США экономические причины также стояли на первом месте, однако они не ограничивались только угрозой безработицы. Если основной поток иммигрантов из Канады составляли финны, потерявшие работу во время кризиса и находившиеся в бедственном положении, то социальный состав переселенцев из США был гораздо более пестрым. Многие из них принадлежали к достаточно обеспеченным слоям населения, о чем свидетельствовали взносы в машинный фонд и имущество, которое переселенцы везли с собой. Большинство имело собственные дома и машины, что считалось уже нормой в финской иммигрантской диаспоре США. Встречались среди переселенцев и богатые люди: в личных карточках некоторых значились такие сведения, как «владелец собственной адвокатской конторы», «хозяин фермы ценностью в 20 тысяч долларов», «собственник авторемонтной мастерской стоимостью 8 тысяч долларов» и т. д.[217]
Для этих людей, уже многого добившихся в Америке, важными мотивами к переезду были не только желание найти достойную работу по специальности, но и обеспечение своей старости и будущего детей. Возможность дать детям образование, от дошкольного до высшего, причем на финском языке, становилась для многих семей одним из решающих аргументов в пользу переезда в Карелию. Дагнэ Сало, приехавшая с родителями в Петрозаводск в 1931 г. и ставшая впоследствии заслуженным учителем Карелии, вспоминала:
Почему родители решили иммигрировать? Отец до этого был два года безработным… Я окончила среднюю школу, брат мой восемь классов… Мне пятнадцать лет, будет шестнадцать, очень трудно найти работу без специальности, а денег нет, чтобы учиться дальше. У брата то же самое, в той деревне, где он жил, средней школы нет. Сможет ли он устроиться где-нибудь, чтобы пойти в среднюю школу? То есть передо мной и перед Тойво было пусто. Неизвестно, что и как… Поэтому как только мы приехали в Петрозаводск, на третий день отец меня отправил в финскую девятилетку[218].
Переезд в Карелию вполне благополучных в экономическом отношении семей во многом можно объяснить и тем, что практически никто из иммигрантов абсолютно не представлял себе реального положения вещей и страны, куда они ехали. Конечно, далеко не все безоговорочно верили вербовщикам, тем более что те, как правило, изначально предупреждали о трудностях, которые ждут иммигрантов. Им не обещали золотые горы сразу по приезду, а напротив, говорили о проблемах со снабжением, жильем, советовали взять с собой достаточное количество одежды, предметов домашнего обихода, рабочих инструментов, поскольку многого в Карелии просто нет. Матти Тенхунен, которого впоследствии часто обвиняли в обмане, с самого начала предупреждал переселенцев: «Мы нуждаемся в действительных работниках, а не в искателях счастья и благополучия. Советский Союз – это не дом отдыха для престарелых… Вам надо привыкнуть есть черный хлеб вместо белого… Вы не получите ни мяса, ни масла, ни многих других продуктов, которые вы привыкли видеть на своем столе…»
