В поисках Одри - [3]

– Что? – Мама неуверенно смотрит на меня, я пожимаю плечами. – Ну, ты меня понял. В компьютерные игры. Сколько часов? ФРЭНК! – Она уже орет, а он все не спешит отвечать. – Сколько часов? Вытащи это из ушей!

– Что такое? – переспрашивает Фрэнк, вынимая наушники. И смотрит на нее, хлопая глазами, словно не слышал вопроса. – Скоро Линус придет. Это что, так важно?

– Да, это важно! – рявкает мама. – Мне надо, чтобы ты ответил, сколько часов в неделю ты тратишь на компьютерные игры. Немедленно. Подсчитай.

– Не могу, – спокойно отвечает Фрэнк.

– Не можешь? Что это означает?

– Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь, – продолжает он, стараясь сохранять спокойствие. – В буквальном смысле компьютерные игры? Или все остальные тоже, включая иксбокс и плейстейшен? А игры на телефоне считаются? Ты определись.

Фрэнк просто дебил. Неужели не заметил, что мама на грани очередной громогласной пустословной тирады?

– Я про все то, чем у тебя голова забита! – отвечает она, взмахнув газетой. – Ты хоть осознаешь, насколько эти игры опасны? Понимаешь, что у тебя мозг уже не развивается как следует? МОЗГ, Фрэнк! Самый важный орган.

Брат мерзко хихикает, мне тоже трудно сдержать смех. Он у меня, в общем, действительно довольно смешной.

– На это я даже внимания обращать не буду, – продолжает мама. – Это лишь подтверждает мои слова.

– Ничего подобного, – возражает брат, открывая холодильник, достает оттуда упаковку шоколадного молока и выпивает всю, прямо из пачки. А вот это мерзковато.

– Не делай так! – в ярости говорю я.

– Там еще одна есть, – отвечает Фрэнк, вытирая губы. Звонят в дверь. – Наверняка Линус.

Я уже почти ушла, но еще слышу мамин голос:

– Молодой человек, я ввожу ограничения на игры. С меня хватит.

Молодой человек. Это означает, что она намерена впутать в дело отца. Когда она начинает говорить «молодой человек» или «девушка», это наверняка означает, что грядет какое-нибудь отвратительное семейное собрание, на котором папа будет поддерживать маму во всем, даже если половины не поймет.

Но неважно, сейчас это не моя проблема.

Правда, когда я час спустя отправляюсь на кухню за печеньем «Орео», они уже опять вернулись к этому разговору. Или совсем не прекращали его. Я повисаю на перилах так, чтобы меня не видели, но можно было послушать перебранку.

– Молодой человек, ты и так уже поиграл достаточно!

Молодой человек.

Фрэнк выходит вслед за ней в коридор, лицо у него дрожит от ярости.

– Мы же до конца уровня не дошли! Нельзя вот так просто выключать! Мам, ты хоть понимаешь, что наделала? Ты представляешь себе, какие правила в «Стране завоевателей»?

Он разгневан всерьез. Фрэнк остановился прямо подо мной, черные волосы спадают на бледный лоб, он размахивает своими костлявыми ручками, отчаянно жестикулируя. Я надеюсь, он когда-нибудь станет пропорциональным, сейчас у него слишком большие кисти и ступни, вечно же так оставаться не может, да? Остальное же как-то догонит?

Брату пятнадцать лет, так что он еще, наверное, сантиметров на тридцать может вытянуться. Мне самой четырнадцать, и в прошлом году я выросла на семь с половиной сантиметров. Так что во мне сейчас метр семьдесят три, и у меня светлые волосы, как у мамы. Хотя я не такая симпатичная, как она. У нее такие голубые глаза. Как голубые алмазы. У меня глаза бледные, их сейчас вообще почти не видно.

Чтобы вы могли себе представить – я худая, ничем не примечательная, в черной майке и джинсах в обтяжку. А еще я все время ношу темные очки, даже дома. Это… особенность у меня такая, полагаю.

Это не для того, чтобы круто выглядеть. У меня есть на то своя причина.

Вы об этом, разумеется, знать не хотите.

Я так полагаю.

Ладно, в общем, это дело довольно личное. Я еще не уверена, готова ли я об этом рассказывать. Можете считать меня странной, если хотите. Многие так делают.

– Все нормально, – говорит незнакомый мне голос. Наверное, Линус. Я его никогда не видела, и сейчас он стоит под лестницей. Я воображаю себе, что он точь-в-точь как персонаж из старых комиксов про собачку Снупи. – Я пойду.

– Не уходи! – восклицает мама, стараясь, чтобы ее слова прозвучали как можно гостеприимнее. – Линус, не уходи, прошу. Я вовсе не к этому стремилась.

– Но если играть нельзя… – Он ошарашен.

– Мальчики, вы что, без игр никак общаться не умеете? Вы хоть осознаете, насколько это ужасно?

– Ну а что нам еще делать? – недовольно спрашивает Фрэнк.

– Я думаю, вам стоит поиграть в бадминтон. Сегодня такой приятный летний вечер, в саду очень красиво, смотрите, что я нашла! – Она протягивает Фрэнку старенькие бадминтонные ракетки. Сетка вся перекошена, а воланчик явно кто-то погрыз.

У Фрэнка лицо такое, что мне хочется ржать.

– Мам… – Он как будто утратил от ужаса дар речи. – Где ты вообще это откопала?

– Или в крокет! – энергично продолжает она. – Очень веселая игра.

Брат даже не отвечает. Он настолько потрясен перспективой играть в крокет, что мне даже становится его жаль.

– Или в прятки!

Хихикнув, я прикрываю рот рукой. Но это же невозможно. Прятки.

– Или руммикуб! – уже с отчаянием предлагает мама. – Ты раньше любил руммикуб.

– Мне тоже руммикуб нравится, – соглашается Линус, и я даже начинаю испытывать к нему что-то похожее на симпатию. Он к этому моменту уже вполне мог бросить Фрэнка и, уйдя, написать в Фейсбуке, что у нас дома дурдом. Но он как будто старается угодить маме. Словно он из тех, кто замечает людей вокруг себя и думает, а зачем усложнять им жизнь? (Я такие выводы из четырех слов сделала, понимаете ли.)