В поисках Ханаан - [14]

— Мой Редер всегда на людях. Он должен выглядеть как картинка, — с нескрываемой гордостью объясняла она свое рвение.

Свою работу кассира в центральном кинотеатре «Победа» Манюля ставила ни во что. Редер, как солнце, своей эрудицией затмевал для нее все виды искусств.

3

Призраки идей, поселяясь в умах, заражают селение за селением, страну за страной, континент за континентом. Но лишь когда они облекаются плотью поступков, а мы становимся их рабами, вот тогда начинаем понимать, что не люди, а идеи правят миром.

В семье Винников уже с полгода полыхала необъявленная партизанская война. Фактически Белке приходилось сражатьcя на два фронта. С одной стороны постоянно теснила Лина, вырвавшаяся, наконец, на свободу, из пут школьной жизни и материнской опеки. С другой — периодически наступал Винник. Перманентные бои со Стефкой Белка теперь уже в расчет не принимала.

В полночь, бегая от окна к окну, и выглядывая загулявшую дочь, она то и дело поворачивалась к мужу и окидывала его суровым взглядом:

— Ты хорошо понял, что тебе я сказала? Нет, нет! И еще раз нет! И больше об этом не хочу ничего слышать! Я не для того выходила замуж, чтобы стать вдовой Клико.

— Но Бельчонок, — пытался атаковать Винник, — из-за того, что ты прикипела к этому городу, я пять лет топчусь на месте. Все мои однокашники по академии уже давно имеют по три звезды.

— Ты хочешь, чтобы я, как шалашовка, за тобой таскалась по гарнизонам? От Кушки до Ямала? Не будет этого. У меня здесь квартира, моя семья, — резала в ответ Белка.

— Ну хорошо, семья, понимаю. Но…

— Что ты понимаешь? Что? — обрывала она на полуслове. — Твоя семья — это танк и пушка.

— Учти! Это последний шанс. Из-за тебя я уйду в отставку подполковником! — вскипал Винник.

— А мне плевать на твои звезды и твоего Насера. С какой стати я из-за этого дрекише (обгаженного) должна остаться без мужа?

Белка обжигала мужа таким взглядом, что он сразу сникал. Но на другой день снова шел в наступление, зачастую перенося плацдарм боя в спальню.

— Бельчонок, не сходи с ума! Всего полгода и звезда. Тихая работа в штабе, — жарко шептал он и щекотал жену за ухом. — Ты вообще понимаешь, какая у меня будет должность? Помощник советника. — А рука его неслышно подкравшись, гладила ее мягкий, теплый живот.

— Уймись, ребенок, кажется, еще не спит, — Белка тесно прижималась к мужу. — Винник, клянусь! Ты же знаешь, я дважды не повторяю! Попробуй только согласиться! И не приставай ко мне, ты — всадник без головы! Человек, который мечтает о том, чтобы завтра пойти на войну, сегодня должен думать о саване, а не о женщине.

Когда муж, уткнувшись головой в подушку, начинал сопеть, она накидывала шелковый халат цвета павлиньих перьев и шла в комнату дочери. Та спала, разметав по постели гриву черных, как смоль, волос. По привычке, словно маленькой, Белка подтыкала ей одеяло и шептала:

— Небось сейчас в голове одни гульки. А что потом какой-нибудь шмындрик станет отцом твоих детей и будет из тебя день за днем пить кровь по капле — об этом пусть у мамы болит душа.

Конечно, все таила в себе. Но в один из дней, когда стало невмоготу, решила пойти со своим горем к старшей и самой мудрой из сестер — Хане. А к кому еще? У Манюли в голове ветер, а Циля — себе на уме, никогда не поймешь, то ли она радуется несчастью сестры, то ли сочувствует.

Рано утром Белка направилась на Жверинас. Первое, что увидела, когда вошла в дом — была большая карта Ближнего Востока. Она висела на стене, словно окно в другой мир и выделялась на фоне выцветших бесцветных обоев ярко-небесной голубизной морей, разлитым желтком пустынь и мелкими вкраплениями оазисов зелени. Среди всего этого разноцветья, как сердце, алел закрашенный красным карандашом Израиль.

— Винник! — выдохнула Бэлла, ткнула в излучину Нила, чуть правее Израиля. — Сюда — и заплакала.

— Вэйзмир! (горе мне)! — закричала Хана и схватилась за голову, — Суламифь и Айзик…

— Что ты орешь? — испугалась Белка, — об этом не должна знать ни одна живая душа. Или ты хочешь, чтоб его вышвырнули из армии как описавшегося щенка?

— Он что, не может отказаться?

— Сам рвется, — ответила Белка, вытирая слезы.

Они долго сидели друг против друга, подперев кулаками щеки и подвернув под себя ногу калачиком. Это была любимая поза сестер Голь.

— Белка, перестань скулить! — сказала, наконец, Хана. — У мужчин в этом возрасте что-то происходит с головой. Возьми Бенчика. Подай ему этот Ирушалем — и все тут. И Зяму с Яшей с толку сбивает. Представляешь, целое лето дети проработали на хуторе у Пранасовой родни. Заплатили им — кот наплакал. И они все до копейки выложили за «Спидолу». Яша даже добавил из своих.

— Опять Яшкины шахер-махер? — с раздражением говорит Белка.

— Сейчас у него новый гешефт. Купил фотоаппарат, ездит по деревенским свадьбам и делает фотки. Ты же знаешь, у моего сына за душой всегда должна быть копейка. Бенчик говорит, что он пошел в его отца — Вольфа, долгая ему память. Тот тоже не имел ни минуты покоя: зарабатывал, зарабатывал и зарабатывал. В общем, что тебе сказать, выложили дети кучу денег, купили себе игрушку. Теперь каждый вечер вместе с Бенчиком слушают «Голос Америки», — Хана сочувственно посмотрела на сестру и вздохнула, — потерпи. Может быть, обойдется. Поговорит твой Винник и забудет.