В поисках Дильмуна - [78]

Теперь круглая башня покинута, и пролив пересекает узкая булыжная дамба. Но былая угроза не забыта. В конце дамбы белела современная цитадель, и подтянутые полицейские в защитной форме, с многозарядными винтовками и переносной радиостанцией, охраняли переправу от посторонних лиц. Мы предъявили паспорта и полученный от шейха пропуск и покатили по аравийской пустыне.

Ехать было недалеко. Не доезжая километров шесть с половиной до дамбы, мы рассмотрели слева, за солончаком и водой, темный горб Умм ан-Нара. Тим показал нам зеленое пятнышко на северной оконечности острова, объяснив, что это единственная пальма на всем Умм ан-Наре, и даже заверил нас, что уже видит курганы. Проехав на север по низкой известняковой гряде на материке, мы снова спустились на береговые солончаки. Прямо перед нами высился приземистый темный горб Умм ан-Нара, а между солончаками и островом стояла лодка с латинским парусом, присланная сюда ночью, чтобы перевезти нас. Однако добраться до лодки оказалось непросто. В этом месте мы впервые столкнулись с настоящими сабхами — коварными соляными ямами приморья. Только свернем на твердую по видимости соляную корку, как приходится поспешно отступать: корка начинает качаться, и колеса «Лендровера» проваливаются. В конце концов обходный маневр позволил нам выбраться на более сухой участок перед самым пляжем. Здесь мы сбросили ботинки и носки, подвернули брюки и дошли до лодки вброд.

Ширина переправы составляла от силы метров двести, но сильное приливно-отливное течение вырыло достаточно глубокое русло. Выйдя опять же вброд на берег, мы через затопляемую прибрежную низменность направились к эродированным известняковым скалам, с которых начинался собственно остров.

Умм ан-Нар невелик: не больше полутора километров в ширину и длину. В южной части его каменистый купол окаймляют невысокие утесы, и, поднявшись на плато, мы поняли, почему издалека Умм ан-Нар выглядел темнее, чем окружающие его желтые островки. Вся его поверхность была сплошь усеяна кремнем.

Мы сразу же убедились, что речь идет о природной россыпи. В Катаре мы уже наблюдали такую картину, когда гектар за гектаром покрыт плитами, обломками и осколками кремня. Кремень — продукт химического преобразования известняка, а известняк — осадочная порода, формирующаяся, как правило, на морском мелководье путем накопления раковин и скелетов морских организмов. А поскольку эти осадки откладываются горизонтальными пластами, то и кремень часто образует горизонтальные прослойки. Но если известняк — мягкая порода, легко разрушаемая ветром и дождями, то кремень почти неразрушим. Вот и вышло здесь то же, что и в Катаре: выветривание совершенно уничтожило покрывающие и подстилающие слои известняка, одновременно обнажив кремневый пласт.

Шагая по сплошному кремню, мы тотчас начали высматривать изделия из этого материала, но это было куда сложнее, чем искать иголку в стоге сена. Мы искали в стоге травинку с узелком — среди миллионов кусков кремня, обработанных природой, пытались найти кусок, обработанный человеком. Для такого поиска нужен особый глаз, я им не наделен, зато он есть у П. В., и за десять минут, что мы шагали через кремневый купол, он поднял три отщепа — осколки, отбитые при изготовлении кремневого орудия. Этого было достаточно, чтобы убедиться: человек побывал здесь задолго до нас, в далеком каменном веке.

Меньше чем через километр купол обрывается крутым склоном к покрытой жидкой травой ровной площадке. За ней местность опять повышалась, там, несколько ниже кремневого купола, где мы стояли, простиралось известняковое плато, и там не было недостатка в творениях человеческих рук. В его западной части низкая стена обозначала местоположение хауза — искусственного водоема, вырытого, как нам рассказывал шейх Шахбут, во времена его деда для сбора дождевой воды. Когда шел дождь (а шел он не каждый год), жители Абу-Даби отправлялись на лодках на Умм ан-Нар и наполняли бочонки водой из хауза. Рядом со стеной стояла низкорослая пальма — единственное дерево на острове. Всю остальную поверхность плато занимали курганы — горки беспорядочно наваленного камня. Их было не менее полусотни, по большей части довольно маленькие, однако некоторые достигали двадцати метров в ширину и почти двух — в высоту.

Мы быстро зашагали через нижнюю площадку к плато с курганами, но на полпути Тим остановил нас, чтобы показать фундамент маленького квадратного строения, возле которого зияла непонятная яма. Тим предложил нам заглянуть в нее, добавив, что яма естественного происхождения — вымытый в известняке котел, на дне которого есть вода. Правда, она непригодна для питья, но другой сейчас на острове нет, а когда-то она, возможно, была пресной.

Тим весело прыгнул в яму, и, заглянув с опаской через край, мы увидели, что он стоит на возвышающейся метра на полтора над водой горке щебня. Осторожно последовали за ним и, когда после яркого солнца глаза привыкли к царившему внизу сумраку, рассмотрели свод, спадающий к подножию осыпи, на которой мы сгрудились. Не без опаски спускаясь по щебню, мы слышали, как срывающиеся из-под наших ступней камни с бульканьем ныряют в воду. Узкая темная лужа между осыпью и стеной манила прохладой и кажущейся свежестью, однако вода вязала рот. Насыщенная щелочью, она даже при самой большой нужде не годилась ни для людей, ни для животных. Мы полезли обратно вверх по осыпи и выбрались из ямы на жаркий воздух, жмурясь от полуденного солнца.