В поисках Алибранди - [45]

Когда Майкл расслабляется, он болван болваном. Травит допотопные анекдоты и вещает о том, что терпеть не может современную музыку, ну, кроме Билли Джоэла. Не верит в коммерческое телевидение (его любимая передача — «Четыре угла»). А еще он не умеет готовить, и все две недели мы питались едой «на вынос».

Вообще,жить под одной крышей с мужчиной было необычно, ведь прежде я не имела подобного опыта. То есть, я не привыкла к тому, что посреди ночи находишь туалетное сиденье поднятым, или лицезреешь мужское нижнее белье — или как там оно называется, — висящее на веревке для сушки. Да, несколько необычно. Вдобавок я вскоре выяснила, что можно одновременно покупать как трусы с ширинкой, так и нормальные.

Но самой прекрасной стороной жизни вместе Майклом был его храп. Помните, я говорила, как до чёртиков боюсь ночную пору, поскольку кажется, будто все умерли? Уже то, что я всего лишь слышала, как Майкл храпит, «оживляло» ночь. Иногда я просто лежала и улыбалась. А почему, сама точно не знаю. Может, окончательно поверила, что у меня есть отец. Я даже не осознавала, как это будет для меня важно.

Что до его семьи, ну, Паулина, его сестра, как-то взяла меня пройтись по магазинам, и тогда же я ужинала в еедоме. У нее трое детей, и они буквально не отлипали от меня. Всё-таки классно иметь двоюродных братьев и сестер. Бабушка с дедушкой, думаю, пусть и нехотя, но признали меня. Однажды Паулина привезла меня к ним, а дети откопали несколько фотоальбомов.

Дед называл всех и каждого на фото. Его изрядно восхитило мое умение говорить по-итальянски, и он сказал мне продолжать в том же духе, а потом бабуля показала маму на снимке шестидесятых годов — на общей фотографии на пляже Кронулла.

Мама там высокая и тощая, а Майкл — низкий и похож на дьявола.

В общем, к моему отъезду у нас сложились определенные отношения, хотя бабуля по-прежнему говорила со мной через Паулину, словно иначе я бы не поняла. Возможно, когда-нибудь я осознаю, что они чувствовали. Совсем чуточку. Короче, я страшно соскучилась по маме и была рада к ней вернуться.

Теперь она разрешает мне встречаться с Джейкобом, по выходным, но в одиннадцать тридцать я должна быть дома как штык. Неловко прямо. В субботу вечером Джейкоб сказал, чтобы я больше никуда не уезжала, потому что он очень по мне скучал.

Мы вместе совсем недолго, но кажется, будто я знакома с ним не один год. И с Майклом та же история. То же ощущение, будто знаю его уже много лет. И я даже рада, что Бог не поймал меня на слове, когда я заявила, что скорее умру, чем встречусь с отцом.

Глава восемнадцатая

Этот год прямо-таки летит. Но, хотя и прошло уже больше половины, я все еще чувствую неопределенность. Всегда думала, что поступлю в университет со свежей головой и без проблем. Думала, что это будет началом новой жизни. Но до университета осталось полгода, а все еще больше запуталось из-за Джейкоба, да и пунктики никуда не делись.

Я примирилась с тем, что мы с Ивой-крапивой — одним из моих главных пунктиков — никогда не станем близкими подругами. Конец всему положила пятница.

Мы обе читали одну и ту же газету, пока ждали сестру Луизу в ее кабинете. В одной из статей уже в который раз обсуждались похороны некого итальянского бизнесмена, предположительно убитого.

— Вы, новые австралийцы[8], носите много черного, да? — спросила она, разглядывая изображение.

— Новые австралийцы? — скептически переспросила я. — Я? Новая австралийка?

— Да.

У нее хватило наглости притворно удивиться моей вспышки ярости.

— Да как ты смеешь называть меня новой австралийкой!

— Ты итальянка, разве нет?

— Я итальянского происхождения, спасибо, что напомнила! — рявкнула я. — А еще я на два месяца старше тебя, так что, если мои сведения верны, новая австралийка как раз ты — аж на два месяца новее меня!

Она закатила глаза и покачала головой.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты представительница нацменьшинства.

— Ничего подобного! — яростно выплюнула я. — Я австралийка, а мои бабушка с дедушкой были итальянцами. Они называются европейцами, а не нацменьшинствами. Люди используют это слово, чтобы всех нас загнать в одну категорию. И если тебе действительно интересно, Ива, разница между моими и твоими предками в том, что твои сюда приехали на сто лет раньше, а у моих на ногах не было кандалов. Мои были свободны, а твои — нет.

— Твои предки были на стороне Германии во Второй мировой войне! — закричала она. — Они, может быть, убили моего дедушку и дедушку Джона. На войне они были друзьями.

— Мои дедушка и дядя были в трудовом лагере в Аделаиде, так что я очень сомневаюсь, что они убили твоего дедушку или дедушку Джона.

— Ну, один из тысячи твоих дядей вполне мог бы. А моей бабушке пришлось одной поднимать на ноги десятерых детей!

— Во всех итальянских семьях не наберется тысячи родственников, и моей бабушке пришлось заботиться о себе в стране, языка которой она не знала, а все люди были чужими.

— Ну, тогда ей надо было выучить язык.

— Ну, может, у нее не было возможности, а твоей бабушке надо было почаще говорить «нет» твоему дедушке, чтобы не остаться с десятью детьми. Во всяком случае, я уверена, что бабушка Джона должна была ей помочь.