В поисках Алибранди - [4]
— Да-да.
— Оставьте свои «да-да», мисс. А теперь прибери учебники и накрывай на стол.
— Заходила к нонне, да? Ты вечно не в духе, как побываешь у своей матери.
— Да, я была у нонны, Джозефина, и что это за история про то, как на прошлой неделе ты раскатывала по Бонди Джанкшн со своими полураздетыми друзьями?
— Кто тебе сказал?
— Вас видела синьора Формоза. Она пожаловалась соседу тети Патриции, что вы ее чуть не задавили, и так молва долетела до нонны.
Не будь на свете итальянцев, телефонная компания разорилась бы.
— Она преувеличивает. Мы всего лишь возвращались с пляжа, и Сера развозила нас по домам.
— Сколько повторять, я не желаю, чтобы ты ездила в машине Серы?
— Столько же, сколько нонна просит тебя напомнить мне об этом.
— Перестань грубить и убери со стола, — одернула меня мама. — Немедленно. Сию же минуту. Сию же секунду.
— Уверена, что не через час?
— Джозефина, ты не настолько взрослая, чтобы я не надавала тебе пощечин.
Типичное завершение дня. Бабушкина привычка всюду совать свой нос довела бы и Мать Терезу. И сколько бы мама ни уверяла, что наставления нонны ее не волнуют, каждое слово она принимает близко к сердцу.
На мою помощь рассчитывать не приходится, но порой я решаю начать все сначала и вести себя правильно. Но каждый раз, когда я хочу уделять маме больше времени, она либо слишком устала, либо собирается спать, либо, того хуже, затевает грандиозную уборку. Иногда я задаюсь вопросом, неужели домашняя работа для мамы важнее меня.
— Не открывай шкаф, — крикнула я, но опоздала: чайные пакетики, луковицы и картофелины посыпались на пол.
Разве я виновата, что у нас крошечная кухонька?
Ужинали мы молча. Я слышала, как ребята внизу играют безумную музыку, а снаружи стрекочут цикады. В доме стояла жара, но окна лучше не отворять, а не то заползет таракан или залетит какие-нибудь жуткое насекомое, и пока мы не купим сетки, не стоит даже и думать оставлять окна открытыми на ночь.
Есть совершенно не хотелось. Слишком жарко, чтобы уплетать печеный картофель.
Я почувствовала, что мама сверлит меня взглядом.
— В чем дело, ма?
— Ни в чем.
— Новые наставления от нонны?
— У нее... у нее были гости.
Какое-то время я разглядывала маму, а потом принялась ковырять булочку.
— Как прошел день? — поинтересовалась мама.
Я закатила глаза и пожала плечами.
— Терпимо. На урок религии пожаловал отец Стивен, с него просто глаз не сводили. Будь он учителем, здорово повлиял бы на результаты выпускного экзамена. Какая жалость, что он священник.
— Наверное, из него вышел бы плохой муж.
— Отец Стивен решил нас порасспрашивать. Понятное дело, вызвал меня — ведь мы видимся в церкви. Хотел знать, о чем мы молимся после причастия, когда преклоняем колени. Я ответила, что в это время высматриваю самых симпатичных парней в церкви.
— Неужели ты так сказала? — переспросила она, с ужасом глядя на меня.
— Ага. Он посмеялся, а сестра назвала меня язычницей.
— О Джози. Разве трудно было соврать, что молишься за свою бедную мать или что-то в этом духе?
— Соврать священнику. Ну да, мам.
Она выхватила у меня булочку и, пока мазала ее маслом, я заметила, что у мамы дрожат руки.
— Я же вижу, тебя что-то беспокоит.
— Старею. — Мама деланно пожала плечами.
— Ты говоришь так, чтобы скрыть ужасную правду.
— В самом деле?
— В самом деле.
Она подалась вперед и заправила мне локоны за уши.
— Махнем куда-нибудь на Пасху? Только ты и я. В Кэрнс например.
Не знаю, что меня в тот момент напугало. Что с ней, раз она такое предлагает? Я годами умоляла отправиться куда-нибудь на выходные, но неизменно находились оправдания.
— Не поеду никуда на Пасху, — заорала я.
— Кричать-то зачем?
— Затем.
— Отличная защита. Хоть в суде выступай, Джози, — ухмыльнулась она. — Мне казалось, ты не против развеяться. Помнишь, в детстве ты просто сходила с ума от поездок?
— Меня ждет домашнее задание, — оборвала я, подхватывая книги.
Той ночью, лежа в постели, я пыталась задвинуть тревожные мысли о маме в дальние уголки сознания. Я чувствовала, что-то не дает ей покоя. Она казалась расстроенной и озабоченной. Мы довольно неплохо определяем перепады настроения, подстраиваясь друг под друга. Может, потому, что нас всегда было только двое.
Заснуть никак не получалось. Ночная пора меня страшит. Ненавижу полную тишину, особенно если мучает бессонница. Начинает казаться, что все умрут, а я узнаю об этом только завтра. В детстве я подолгу замирала у двери маминой комнаты, пытаясь уловить ее дыхание. Сейчас я иногда притворяюсь, что иду за стаканом воды, чтобы проделать то же самое.
Ужасная мысль поразила меня, когда я уже засыпала.
Я вскочила с кровати и ринулась в мамину комнату, рывком отворив дверь.
— Это рак, да?
— Что? — спросила она, садясь в постели.
— Не скрывай от меня, мама. Я буду сильной ради тебя.
Я разревелась. Не представляю, как буду жить без нее.
— Иди сюда, глупышка. У меня нет рака, и я вовсе не умираю, — сказала она.
Я бросилась на кровать и легла рядом с ней.
— Откуда такие глупые идеи? — поинтересовалась мама, целуя меня в лоб.
— Выходные на Пасху.
— А как же громкие заявления после «Затерянных в космосе»? Если отец Уилла Робинсона смог взять его с собой к звездам, я-то уж точно устрою тебе небольшие каникулы.
Когда Тейлор было одиннадцать, мать бросила ее одну на Джеллико-роуд и исчезла. Недавно Тейлор исполнилось семнадцать, и она решила наконец узнать тайну своего прошлого. Ханна – женщина, воспитавшая Тейлор, – уехала не попрощавшись именно в тот момент, когда в город вернулся Джона Григгс. Человек, который может помочь Тейлор найти ответы на все ее вопросы. Почему мать бросила Тейлор? Куда исчезла Ханна? Кем был таинственный незнакомец, однажды прошептавший на ухо Тейлор загадочное послание? Может ли притягательный и опасный Джона Григгс знать о ней гораздо больше, чем она думает?
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.