В походе с Фиделем. 1959 - [103]

— Здесь есть абзац, важный абзац, абзац-обвинение: «Я также думаю, что после смещения Дуке и других перестановок всякий, кто имел бы смелость прямо говорить с тобой о проблеме коммунизма, должен уйти раньше, чем его выкинут».

Меня обвиняют в том, что я заменяю людей потому, что они не коммунисты, но самое удивительное, что этот протест вызван заменой Дуке. Но Дуке не имел ничего общего с Камагуэем. Когда я заменил Пиньейро, Уберт не сказал ни слова; когда я сменил Рамиро, Уберт не сказал ни слова, когда я сменил Вильяма Гальвеса, то и тогда Уберт не сказал ни слова. Но когда я сменил Дуке в Орьенте, тут Уберт сказал свое слово.

В письме Матоса есть такое утверждение: «Наш единый и боевой народ ничего не достигнет, если не будет действовать на основе программы, которая в равной степени удовлетворит интересы и чаяния всех».

Фидель, зачитав это место, тотчас комментирует его:

— То есть как это «программа, которая удовлетворит в равной степени всех»? Революция имела свою программу еще до того, как прозвучал первый выстрел, она имела свою программу. «В равной степени интересы всех» — этого я не могу ни объяснить, ни понять: как это можно совместить интересы латифундиста, владеющего тысячью кабальерий, и гуахиро, который живет буквально на меже? Как можно совместить интересы владельца ренты, который дерет три шкуры с семьи арендатора, как это можно совместить интересы посредника из тех, что грабили крестьян, и самого крестьянина? Внутри общества есть интересы, которые несовместимы.

Глава XXXVIII РЕТРОСПЕКТИВА, НЕОБХОДИМАЯ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ КУБИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Заключительные абзацы обвинительной речи Фиделя по делу о предательстве Уберта Матоса составляют целый исторический экскурс, рассказывающий о процессе развития революции.

В ответ на «каверзный» вопрос Уберта Матоса относительно того, «куда держит путь революция», Фидель сказал:

Теперь о том, до какого предела мы пойдем… Я попросту считаю, что мы, Революционное правительство, лишь выполняем то, что обещали народу, и не более того.

«Скажите, куда мы идем?» Революция заявила о том, куда она идет, задолго до того, как мы высадились на берег у Белика.[28] Думаю, что мне достаточно не более пятнадцати, самое большее двадцати минут, чтобы закончить рассказ о наших позициях, постановке проблем, о том, как мы действовали, были ли мы лжецами, обманывавшими народ, или же мы всегда говорили правду. На этом судебном заседании я хочу рассказать лишь о политическом аспекте революции и нашей линии…

Поскольку говорится о необходимости определить, куда и как мы идем, а это было определено давным-давно, я должен напомнить о «Манифесте № 1 „Движения 26 июля“ к народу Кубы», привести всего несколько абзацев об экономических и социальных проблемах.

«Тем, кто винит революцию в расстройстве экономики страны, мы отвечаем: для крестьян, у которых нет земли, не существует экономики; для миллиона кубинцев, не имеющих работы, не существует экономики; для рабочих железных дорог, портов, сахарных заводов, хенекеновых плаптаций, текстильных предприятий, автобусных линий и других отраслей, которым Батиста безжалостно урезал заработную плату, не существует экономики. Она будет существовать для них только благодаря справедливой революции, которая произведет раздел земли, мобилизует огромные богатства страны и приведет к социальному раскропощению, отменив привилегии и эксплуатацию.

Разве можно ожидать этого чуда от кандидатов в депутаты на объявленных частичных выборах? Или речь идет о судьбе экономики для сенаторов, получающих в месяц 5 тысяч песо, генералов-миллионеров, иностранных трестов, эксплуатирующих коммунальные службы, крупных помещиков, для племени паразитов, множащихся и обогащающихся за счет государства и народа? Тогда скажем: добро пожаловать, революция, расстраивающая экономику, которая существует для немногих, набивающих с ее помощью свои пантагрюэлевы животы! В конце концов, не хлебом единым жив человек».

…А вот статья в журнале «Боэмия», озаглавленная «Против всех», потому что в то время не оставалось ничего другого, как быть против всех, чтобы вести революцию вперед. «Я уехал с Кубы без единого сентаво, решив сделать то, что другие не сумели с миллионами песо. Обратился к народу, встретился с эмигрантами и стал просить милостыню для родины, собирать сентаво к сентаво сумму, необходимую для завоевания свободы для нее».

Это написано не сейчас, это написано в изгнании. Я заявил публично в Пальм-Гарден в Нью-Йорке:

«Кубинский народ хочет чего-то большего, чем простая смена власти. Куба жаждет радикальных перемен во всех областях государственной и общественной жизни. Народу необходимо дать нечто большее, чем абстрактная свобода и демократия, нужно предоставить каждому кубинцу возможность достойного существования. Государство не может не думать о судьбе граждан, родившихся и выросших в стране. Нет большей трагедии, чем судьба человека, способного и желающего работать, но вынужденного голодать вместе с семьей из-за безработицы. Государство обязано обеспечить его работой или содержать его, пока он не найдет ее. Ни одна из формул, обсуждающихся сегодня в адвокатских конторах, не предусматривает такого положения, будто сложность проблем Кубы состоит лишь в том, каким образом удовлетворить амбиции кучки политиков, оттесненных от кормила власти или горящих желанием захватить ее».