В пограничной полосе - [9]

Страх Болау сменился бешенством.

— Заперт подлец! Вот кого, значит, мне надо благодарить! Я ему…

— Вы ему ничего не сделаете! Хватит! — Продолжать разговор не имело смысла. — Вы хотите что–нибудь сказать?

— Я вообще больше не скажу ни слова! — зло ответил Болау.

Берген обратился к обер–фельдфебелю Эрнсту:

— Товарищ обер–фельдфебель, ефрейтора Болау взять под стражу!

— Слушаюсь, товарищ младший лейтенант!

* * *

Прошло три дня. Молча стояли в строю пограничники. На мосту остановилась машина командира отряда. Майор Рихнер вышел из нее и поздоровался с подразделением.

— Здравия желаем, товарищ майор!

В сопровождении двух часовых появился Болау.

— Товарищи солдаты, унтер–офицеры и офицеры! — начал командир отряда. — На мою долю выпала неприятная обязанность сообщить вам, что ефрейтор Болау грубо попрал законы нашего государства, моральный кодекс пограничника да и вообще честного человека. Поступки товарища Болау лишают его права носить форму солдата социалистического государства. Все воспитательные меры успехом не увенчались. Какие мотивы лежали в основе его поведения, теперь будут выяснять органы юстиции.

Мы не жалеем сил, когда надо вернуть в коллектив человека, допустившего случайную ошибку. Но мы вышвырнем из своих рядов морально опустившегося человека!

Начальник заставы посмотрел на лица солдат. Они выражали решимость и презрение.

Рихнер скомандовал:

— Застава — смирно! За подрыв чести и достоинства немецкого народного полицейского ефрейтора Болау разжаловать в рядовые, уволить из рядов немецкой народной полиции и дело о нем передать в органы юстиции для расследования. Вольно! Младший лейтенант Берген, распустите подразделение и прикажите увести арестованного. Через десять минут собрать личный состав в клубе. Состоится служебное совещание.

Более получаса выступал начальник отряда перед пограничниками.

— На этом примере вы можете убедиться в том, как важна революционная бдительность, товарищи. Насколько сознательно действовал Болау, совершая свои поступки, будет выяснено в ходе следствия. Он работал на руку врага. Мы должны сделать из этого случая соответствующие выводы и приложить все силы к тому, чтобы исключить возможность проникновения врага в наши ряды. Кто хочет высказаться?

Слова попросил Манфред Элькнер.

— Товарищ майор, разрешите! Я… я тоже знал об этом.

В зале воцарилась мертвая тишина. Этого никто не ожидал.

— Я не сознавал всей серьезности этого дела. Болау однажды рассказал мне обо всем. Я, конечно, поступил неправильно. Я должен был немедленно доложить. Но тогда я считал, что достаточно того, что я честно выскажу ему свое мнение…

— Почему вы решили сказать об этом сегодня?

— Я не хочу быть лжецом, товарищ майор, — негромко произнес он. — Хочу смело смотреть товарищам в глаза. Я… — Он не смог найти подходящих слов.

— Хорошо, что вы сказали правду, товарищ ефрейтор. От коллектива нельзя скрывать ничего. Сейчас вы имеете возможность убедиться в том, что ваше поведение причинило вред нашему общему делу. Но вы все–таки перебороли себя и встали на правильный путь. Правда, с запозданием, как и товарищ Заперт. Придется вам устроить головомойку. Это освежает, — весело добавил он. — Сделайте для себя соответствующие выводы.

— Я их уже сделал, товарищ майор!

— Очень рад, садитесь, товарищ Элькнер.

Манфред сел.

Позже пограничники долго смотрели вслед машине, которая увозила Болау.

— Это хирургическое вмешательство было необходимо, — заметил Вальдауэр. — Лучше поздно, чем никогда.

* * *

Была темная ночь. Изредка сверкали молнии. С востока надвигалась гроза. Ветер гнал по улицам деревни клубы пыли. Вот–вот должен был начаться дождь.

В комнате у Берты Мюнх горела только небольшая настольная лампа. Занавески на окнах были задернуты. Судорожными движениями обшаривала она шкафы, запихивала одежду и белье в чемодан.

Под вечер, когда появился Зимер, она работала в поле за деревней. Он напустился на нее: ей немедленно нужно исчезнуть. Полиция напала на след. Мюнх попыталась было возражать, но Зимер обрисовал ей все в таких красках, что Берта наконец согласилась. Она понимала, что выхода у нее нет. «Скоро все изменится, тогда ты вернешься. Будет и на твоей улице праздник!» — убеждал он ее. Мюнх должна была перейти на ту сторону и объявить себя политической беженкой. Он назвал ей адрес. Это была первая же деревня по ту сторону границы.

Мюнх извлекла из бельевого отделения шкафа пачку банкнот и сунула ее за вырез платья. В руки попалась фотография сына. Больше она не сможет навещать его. По щеке ее потекла слеза.

Когда первые крупные капли дождя ударили в окно, Мюнх в последний раз осмотрела комнату и вышла во двор. Дождь брызнул в лицо. Она подняла воротник плаща. Вскоре деревня осталась позади. Берта быстро шла к Высокому Болоту. Она боялась ночи, грозы и леса, но обстоятельства гнали ее вперед. Дрожа от страха, шла она по скользкой дороге. Становилось все темнее. Молнии стали чаще прорезать небо. Тяжело дыша, Берта остановилась около дерева. Чемодан поставила на землю. Сильные раскаты грома заставили ее содрогнуться. Вдруг в ослепительном свете молнии ее взору предстали два пограничника. Закутанные в плащ–накидки, они шли по дороге. До них оставалось не больше ста метров.