В песках пустыни - [8]

Один только Гедин еще сохранял в себе заботу о других; он сошел с верблюда, зажег фонарь и пошел вперед посмотреть, где верблюдам легче итти. Увлекшись розысками, Гедин вскоре забрел так далеко, что не слышал более звука колокольчиков отставшего каравана. Это заставило его остановиться.

Он опустил на землю фонарь, лег и прислушался: вокруг — ни звука. Жуткая тишина охватила его и только громко раздавалось биение собственного сердца. Наконец, около полуночи вдали снова прозвучал глухой звук колокольчика. Ислам с караваном подвигался в темноте навстречу Гедину. Подойдя к Свену, Ислам едва слышно прошептал, что не в силах итти больше, что должен остаться здесь, в пустыне, ждать смерти.

Это было последней каплей, переполнившей чашу страданий. Гедин понял, что наступает конец. Но он не хотел еще сдаваться. Он решил бороться до последних сил, итти вперед во что бы то ни стало, лишь бы добраться до Хотан-Дагва.

С тяжелым сердцем он простился с Исламом, наказав ему, как только он отдохнет, бросить все — караван, вещи, багаж, — и итти по его следам. Ислам в ответ лишь печально кивал головой и указывал рукой на восток, точно советовал Гедину скорее добраться до желанной цели. Вместе с Исламом остались и верблюды. Полуживые, они легли на песок и вытянули шеи.

9 Навстречу смерти

Касим был еще сравнительно бодр и решил следовать вместе с Гедином дальше. Он взял лопату, ведро и веревку — орудия, необходимые для рытья колодца. В ведре лежали остатки убитого барана и кусок хлеба. У Гедина был тоже кое-какой запас пищи, а, кроме того, компас, перочинный ножик, белая бумага и карандаш. При всех тяжестях пути Гедин не забывал записывать в дневник свои мысли и впечатления.

Об еде ни Гедин, ни Касим даже и не думали. В горле у них до того пересохло, что они не в состоянии были глотать.

Наступила полночь. Потерпев крушение в песчаном море и покинув разбитый корабль, они решили попытаться собственными силами добраться до берега. Ислам-бей и не взглянул на удалявшихся. Только собака проводила их удивленными глазами, вероятно думая, что они скоро вернутся.

Одиноко мерцающий фонарь слабо освещал среди мрачной пустыни остаток погибающего каравана и две медленно удаляющиеся навстречу смерти человеческие фигуры.

Путники были одеты очень легко. На Касиме была рубаха, шаровары и туфли. Шляпу он забыл и обвязал голову носовым платком Гедина.

На последнем была белая фуражка, непромокаемые сапоги и белый костюм из тонкой материи.

В течение двух часов путники шли с энергией отчаяния. Наконец, их стало клонить ко сну, и они должны были передохнуть. Однако, в четыре часа ночи холод поднял их: они проснулись совсем окоченелые и снова зашагали. Пять часов они шли, не останавливаясь, потом час отдохнули и снова пошли. К полудню жара стала так невыносима, что не было возможности двигаться.

На северном склоне одного из холмов Касим сгреб лопатой верхний раскаленный слой песку, и измученные путники, раздевшись догола, улеглись на нижнем холодном слое. Платье они повесили на лопату, чтобы предохранить себя от солнечного удара.

Так пролежали они весь день. В шесть часов вечера встали и опять пошли до часу ночи, пока снова не свалились в изнеможении. На заре следующего дня, после нескольких часов пути, во время которого они брели точно пьяные, Касим вдруг остановился и, не говоря ни слова, схватил Гедина за плечо и показал на восток.

Как ни вглядывался Гедин вдаль, он ничего не мог рассмотреть. Наконец, Касим объяснил, в чем дело: вдали виднелся зеленый куст. Зеленый: это значит, — живой, значит — близко вода.

Это придало обоим бодрости, и они быстро пошли по направлению к кусту, не сводя с него глаз. Подошли. Кустарник действительно был свеж, корни его, значит, доставали до воды. Стало-быть, недалеко вода.

В радости нарвали они свежих листьев и нарезали сочных стеблей. Отдохнув затем немного в скудной тени куста, они с новой надеждой двинулись по барханам. Пройдя еще час, они встретили другой куст, тоже зеленый, а дальше к востоку виднелось их много.

Но тут жара взяла свое, — оба друга разделись, зарылись в песок, пролежали десять часов, как полумертвые, и потом, не говоря ни слова, потащились дальше.

Часа через три Касим опять внезапно остановился: вдали между холмами что-то чернелось. То были два прекрасных тополя. Их листья были слишком горьки, чтобы их есть, но друзья нашли им другое применение: они растерли себе ими тело, так что оно стало влажным.

Это принесло им некоторое облегчение. И тут им надо было бы вырыть колодезь, но лопата вывалилась из ослабевших рук. Они легли и пробовали рыть ногтями, но и из этого ничего не вышло. Тогда они собрали в кучу все сухие листья и зажгли огромный костер, в надежде, что Ислам увидит его и будет знать, куда итти.

Утром они поплелись дальше. Песчаные холмы опять становились все выше и выше; ни кустов, ни тополей больше не было видно. Перед несчастными снова простиралось желтое море песка. В отчаянии они бросились на него, даже не сгребая верхнего раскаленного слоя, и пролежали несколько часов в забытьи. Бесконечно долгим казалось им это время. Но силен и вынослив человеческий организм. Когда на песке протянулись вечерние тени, Гедин приподнялся и взглянул на своего спутника. Вид у него был ужасный; совсем белый, распухший язык висел, точно чужой; губы посинели; он икал и тело его при этом все содрогалось… Очевидно, смерть была близка, и Свен Гедин почувствовал ее в стеклянных, точно остановившихся глазах Касима.