В паутине - [94]
— Ты не против того, чтобы прекратить барабанить по столу? — раздраженно спросил он.
Перси подпрыгнул и замер. Он намеревался что-то сказать, но Утопленник Джон грубо толкнул его локтем.
— Заткнись, — сказал Утопленник Джон.
Перси заткнулся.
— Давай, давай, Дэнди, — поторопил Уильям И. — Дави на газ. Мы заждались. Скажи, кто получит его и дело с концом.
— Я… я не могу, — сказал Дэнди, облизывая губы.
— Не можешь что?
— Не могу сказать, кто получит кувшин. Я… я не знаю. И никто не узнает… теперь.
— Послушай, Дэнди, — Уильям И. угрожающе приподнялся. — Что это значит?
— Это значит, — худшее было пройдено, и Дэнди набрался немного смелости, — что я потерял письмо, которое тетя Бекки дала мне… письмо, где было указано имя. Там было имя… она повторила это не раз.
— Потерял? Где ты его потерял?
— Я… не знаю, — пробормотал несчастный Дэнди. — Это… я почти уверен, что оно упало куда-то в свинарник. Я всегда носил его в конверте в нагрудном кармане. Никогда не расставался с ним. И как-то, пару месяцев назад, пошел на чердак сарая разбросать солому. Знаете, там же пол из бревен и щели между ними. Я разогрелся от работы и снял пиджак и… надел, когда закончил. По пути домой я… я потерял конверт. Искал его повсюду… повсюду. Он, должно быть, упал в свинарник, как раз под тем чердаком, и свиньи, наверное, сожрали все — и конверт, и письмо.
Несколько минут все молчали. Затем…
— Черт побери! — взорвался Утопленник Джон. Вся сдержанность последних месяцев прозвучала в этом восклицании. Его простили. Титус Дарк с завистью взглянул на него. Он так отвык браниться, что боялся, что не сможет начать снова. Даже его лошади научились понимать более мягкие слова. И сколько добра это принесло!
Том Дарк вспомнил, что видел черную кошку, перебежавшую ему дорогу, когда он шел к Дэнди. Уильям И. осматривал окружающие его возмущенные лица. Дьявольский замысел — вот как это все называлось. Ситуация требовала умелого руководства, и именно он, Уильям И., должен взять дело в свои руки.
— Ты уверен, что письмо было в кармане, когда ты пошел в сарай… что оно не выпало раньше?
— Почти уверен, — пролепетал несчастный Дэнди, который на самом деле даже не был сейчас уверен, что носит свое собственное имя. — Я искал повсюду. Я потерял все силы. Жена молилась об этом. Черт побери, и я молился, пока не охрип.
— И ты не знаешь, чье там было указано имя?
Казалось невероятным, что Дэнди не знал этого.
— Ни малейшего представления, — сказал Дэнди. — Оно было запечатано такой большой восковой печатью, как любое письмо. И тетя Бекки заставила меня поклясться, что не трону ее.
Утопленник Джон собрался взять слово. Он не позволит Уильяму И. здесь командовать.
— Мы должны тянуть жребий, — сказал он.
— Это не христианский способ решения, — возразил Уильям И. — У кого-нибудь есть другие предложения?
— Давайте проголосуем тайным голосованием, — сказал Юниус Пенхаллоу.
— И каждый напишет свое имя, — заметил Уильям И. с улыбкой холодного презрения к такому варианту. — Нет, я скажу, что нужно сделать…
— Сюда по двору идет Лунный человек, — прервал его дядя Пиппин. — И, кажется, он очень спешит.
Все, кто мог, повернулись к окну. Они увидели Лунного человека в длинном черном пальто, которое развевалось на ветру, как мантия древнего пророка. Через несколько секунд он вошел в дом, пересек прихожую и остановился, тяжело дыша, в проеме двери. Было ясно, что Лунный человек охвачен одним из приступов помешательства.
— Я слышал, как хихикал дьявол, когда проходил мимо амбара, — сказал Лунный человек. — Он доволен этим грешным собранием, где правят зависть и корысть.
Он ожег всех взглядом, словно превратив в кучу пепла.
— Мне открылось, что я должен сделать.
Лунный человек шагнул к столу, стоящему между окнами, схватил кувшин тети Бекки и резко швырнул его в каминную полку. Роджер, прежде всех, но чуть-чуть поздно, сообразивший, что тот намерен сделать, вскочил и поймал его за руку. Он не смог спасти кувшин, но слегка изменил пункт назначения. Кувшин полетел в Лоусона Дарка. И Лоусон Дарк, который одиннадцать лет не вставал и не ходил, увидев, что он летит, вскочил на ноги, чтобы избежать столкновения. Кувшин попал ему точно в голову, раскололся, словно яичная скорлупа, ударился о стену камина и упал на пол, рассыпавшись на кусочки. Гарриет Дарк, наверное, перевернулась в могиле. Возможно, так же самое сделала и тетя Бекки. Но Лоусон Дарк, с окровавленным лбом, ошеломленно уставился на свою жену.
— Найоми! — воскликнул он, протягивая к ней руки. — О, Найоми!
— Неужели он разбился? — спросил Сим Дарк.
— И мы никогда не узнаем, кому должны были достаться эти осколки, — безутешно произнес Уильям И., когда они вышли во двор, после того как Роджер осмотрел Лоусона и отвез их с Найоми домой.
Они не собирались обсуждать то, что произошло с Лоусоном. Это сильно отдавало чем-то сверхъестественным и несвойственным клану. Тема кувшина сейчас была безопасней.
— Какая теперь разница, — сказал Дэвид Дарк. — Их тут тысячи, уже не собрать вместе.
— В любом случае, если бы кто-то получил его, думаю, он вряд ли добрался бы живым до дома, — заметил Стэнтон Гранди.
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада конца XIX века… Восемнадцатилетняя сельская учительница, «Аня из Авонлеи», становится «Аней с острова Принца Эдуарда», студенткой университета. Увлекательное соперничество в учебе, дружба, веселые развлечения, все раздвигающиеся горизонты и новые интересы — как много в мире всего, чем можно восхищаться и чему радоваться! Университетский опыт учит смотреть на каждое препятствие как на предзнаменование победы и считать юмор самой пикантной приправой на пиру существования. Но девичьим мечтам о тайне любви предстоит испытание реальностью: встреча с «темноглазым идеалом» едва не приводит к тому, что Аня принимает за любовь свое приукрашенное воображением поверхностное увлечение.
Канада начала XX века… На берегу красивейшей гавани острова Принца Эдуарда стоит старый домик с очень романтичной историей. Он становится «Домом Мечты» — исполнением сокровенных желаний счастливой двадцатипятилетней новобрачной. Жизнь с избранником сердца — счастливая жизнь, хотя ни один дом — будь то дворец или маленький «Дом Мечты» — не может наглухо закрыться от горя. Радость и страдание, рождение и смерть делают стены маленького домика священными для Ани.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.