Глава I
Прием у тети Бекки
I
О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная.
Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк не поздравляли бы себя с тем, что без потерь выбрались из этой истории.
Кувшин по праву принадлежал тете Бекки Дарк, урожденной Ребекке Пенхаллоу. Фактически, большинство Дарков были урожденными Пенхаллоу, а большинство Пенхаллоу — урожденными Дарками, за исключением изрядного меньшинства Дарков, что были урожденными Дарками или Пенхаллоу, урожденных Пенхаллоу. В трех поколениях шестьдесят Дарков заключили брак с шестьюдесятью Пенхаллоу. Полученное в результате генеалогическое переплетение озадачивало всех, кроме разве что, дяди Пиппина. Ни один Дарк не мог вступить в брак с кем-то иным, кроме Пенхаллоу, и ни один Пенхаллоу — ни с кем иным, кроме Дарка. Говорили, что когда-то они не выбирали других. А ныне никто не выбирал их. По крайней мере, так утверждал дядя Пиппин. Но слова дяди Пиппина следует принимать с изрядной натяжкой. Ни Дарки, ни Пенхаллоу отнюдь не пришли в упадок. Они все еще оставались гордыми, крепкими, жизнеспособными семьями, которые спорили и сражались внутри своего клана, но вставали нерушимой стеной против любого пришельца или вражьей силы извне.
В каком-то смысле тетя Бекки являлась главой клана. С точки зрения возраста Кросби Пенхаллоу, которому исполнилось восемьдесят семь, при том, что ей было всего восемьдесят пять, мог оспорить ее старшинство, если бы это его заботило. Но восьмидесятисемилетнего Кросби Пенхаллоу интересовало лишь одно. До тех пор, пока он мог каждый вечер встречаться со своим закадычным другом Эразмусом Дарком, чтобы поиграть дуэтом на флейте и скрипке, тетя Бекки могла держать скипетр клана так долго, как ей хотелось.
Нужно честно признать, что тетя Бекки не была особо обожаема семейством. Она слишком любила повторять, что всегда говорит чистую правду. А, как утверждал дядя Пиппин, пока правда оставалась на своем месте, не имело смысла выкладывать ее там, где она нежеланна. Но такт, дипломатичность и благоразумие, не говоря уже об уважении к чужим чувствам, тете Бекки были неведомы. Когда она хотела что-то сказать, она говорила это. Поэтому общество тети Бекки никогда и нигде не бывало скучным. Одни переживают удары и тычки, другие находят удовольствие наблюдать за людьми, суетящимися под ударами и тычками. Поскольку тетя Бекки знала от А до Я все маленькие печальные, странные или страшные истории клана, ни у кого не имелось доспехов, которые не могло бы пронзить ее копье. Маленький дядя Пиппин утверждал, что не променял бы ни одного из «приемов» тети Бекки даже на хорошую драку.
«Она — личность», — свысока заметил доктор Гарри Пенхаллоу в один из своих визитов домой по случаю чьих-то похорон.
«Она — чудачка», — ворчал Утопленник Джон Пенхаллоу, который, будучи сам неисправимым чудаком, был снисходителен к соперникам.
«Это одно и то же, — усмехался дядя Пиппин. — Вы все боитесь ее, потому что она слишком много знает о вас. Говорю вам, парни, только тетя Бекки и такие, как она, не дают нам зачахнуть».
Тетя Бекки уже двадцать лет была для всех «тетей Бекки». Однажды, когда на почту в Индейском Ключе пришло письмо, адресованное «Миссис Теодор Дарк», новый почтальон вернул его с пометкой «Личность не установлена». Но это было законное имя тети Бекки. Когда-то у нее был муж и двое детей. Все они умерли — так давно, что даже она сама почти забыла их. Она много лет жила в двух арендованных комнатах в Соснах — доме своей старой подруги, Камиллы Джексон, в Индейском Ключе. Двери многих домов Дарков и Пенхаллоу были открыты для нее, потому что клан никогда не забывал о своих обязательствах, но тетя Бекки не посещала их. У нее имелись свой крошечный доход и Камилла, которой было легко управлять, так как она не носила имени Дарк или Пенхаллоу.
— Я собираюсь устроить прием, — сказала тетя Бекки дяде Пиппину, когда тот как-то днем зашел проведать ее. Он слышал, что она нездорова. Но обнаружил ее сидящей на кровати, среди подушек. На ее широком, с крупными чертами лице, как обычно, светились ум и язвительность. Он отметил, что, вероятно, нет ничего серьезного. Тетя Бекки слегла в постель много раньше, когда придумала, что семейство игнорирует ее.
С тех пор как она переехала в Сосны, тетя Бекки время от времени устраивала сборища, которые именовала «приемами». Она заимела традицию объявлять в местной газете, что миссис Ребекка Дарк принимает гостей в такой-то день. Приходили все, кто не мог придумать достаточно веской причины для отсутствия. Они проводили два часа, обсуждая семейные сплетни, перемежаемые насмешками и злобными улыбками тети Бекки, чашкой чая, сэндвичами и несколькими ломтиками торта. Затем расходились по домам зализывать раны.