В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [12]
Нина Павловна, тощая, маленькая женщина с желчным лицом, представлявшая на заседании интересы технического отдела, заерзала на своем стуле и недобро взглянула на Бориса Сидоровича, всем своим видом давая понять, что вводная часть затянулась и пора переходить к существу вопроса. Поговаривали, что она приходится дальней родственницей покойному академику Скипетрову.
— Иные же переводчики, — отложил в сторону дрожащей рукой один из шуршащих листков доклада Борис Сидорович, — я имею в виду, разумеется, только тех, кто не прибегает к сознательным искажениям, а добросовестно пытается перенести читателя в обстановку других эпох… так вот, некоторые переводчики, к сожалению, сами перебираются туда с большим трудом. И потому под беретом, осененным перьями, мы нередко узнаем голову, причесанную в современной парикмахерской, иные романтические героини получают воспитание в нынешней школе с продленным днем, а государственные люди шестнадцатого столетия мыслят столь же неинтересно, как какие-нибудь современные обозреватели «Литературной газеты»…
Последние слова лингвиста вызвали заметное оживление. При этом кто-то вспомнил недавно опубликованную в районной газете заметку, посвященную Лунинской системе переводов, кто-то усмотрел двусмысленный намек в выражении «государственные люди», а докладчик уже углубился в анализ страданий писателей, уязвленных жалкими переводами. Целый его пассаж был посвящен Пушкину, впадавшему в бессильный гнев от упреков в неблагодарности по поводу исправлений и улучшений его текстов переводчиком, взявшим на себя труд «сократить длинноты и облагородить некоторые слишком уж обыкновенные украшения». Дальнейшее сводилось к отстаиванию необходимости использовать для новой машинной идеологии единственно правильный принцип перевода — «слово в слово».
Борис Сидорович прихлопнул ладонью последний лежавший перед ним листок и на вопрос председателя: «вы кончили?» — только упрямо тряхнул головой.
— Кто следующий? — обратился к собравшимся Владимир Васильевич.
Его взгляд, пробежав по лицам, точно луч прожектора, остановился на товарище Кирикиасе. Но тут донеслось совсем с другой стороны:
— Разрешите мне.
— Прошу внимания! Слово Андрею Аркадьевичу Сумму.
В отличие от апологета «дословного перевода» Бориса Сидоровича, Андрей Аркадьевич принадлежал к артистическому типу переводчиков-импровизаторов и потому начал свое выступление в полемическом тоне, противопоставив буквализму предшественника свободные правила свободных ассоциаций, которые, по его утверждению, только и могли сообщить гибкость машинной идеологии в современных условиях дискретного перевода.
— Как сказано у Вергилия: «Quadrupedante putrem sonitu quatit ungula campum»…
С первой же фразы богатый модуляциями, выразительный голос Андрея Аркадьевича, его капризно-чувственные губы на бледном худом лице, свидетельствующие о необычном сочетании жизнелюбия и аскетизма, покорили присутствующих.
— Переводится это так: «Топотом звонких копыт сотрясается рыхлое поле». Стихи Вергилия тотчас пришли мне на память, когда в уже упоминавшейся сегодня научной статье я столкнулся с термином «ядерный квадрупольный», созвучным вергилиевскому quadrupedante…
Тут Андрей Аркадьевич вынужден был откровенно признаться, что до сих пор не понимает, да и не стремится, по совести говоря, понять значение сложного физического термина. Лишь интуитивно ощущаемое сродство энергий побудило его использовать строку из «Энеиды» в качестве и н т е р а п т о р а — искусственной вставки, ритмической паузы, если угодно.
— О плодотворности принципа спонтанности применительно к дискретному переводу свидетельствуют хотя бы успешно начатые работы в области…
На мгновение Андрей Аркадьевич замешкался.
— Кетенов, — подсказал кто-то из соседей.
— Да, кетенов, благодарю вас…
Виген Германович сожалел, что докладчики выступают сидя. Это невольно снижало общее впечатление. Никто не мог увидеть и оценить его сотрудников в полный, так сказать, рост.
— Несомненно, — продолжал Андрей Аркадьевич, — дословный перевод лишает восприятие оригинала должной активности, делая его тем самым и не совсем точным. Что касается переводов пушкинских стихов на французский, на которых останавливался уважаемый Борис Сидорович, то они страдают прежде всего от неспособности вместить в себя должный энергетический заряд…
Убедительно возразив оппоненту, Андрей Аркадьевич перешел к демонстрации наглядных примеров, и тогда участники заседания получили редкостную возможность с помощью звуков, похожих на журчание горного источника — всех этих «ле», «конклаве», «ассамбле», «сур ламе» в блестящем исполнении Андрея Аркадьевича, — убедиться в том, что никакое количество использованных переводчиком-французом «пуров», «сюров» и «приеров» не способно передать весь напор, выразить глубинный смысл простой пушкинской фразы: «Собором положили В последний раз отведать силу просьбы Над скорбною правителя душой».
Очевидная пассивность членов Президиума, принявших без возражений все эти доводы, породили гневную реплику с места и решительный протест Бориса Сидоровича. Одной мощью своих голосовых связок он как бы стряхнул оцепенение со слушателей, откинул наброшенную Андреем Аркадьевичем гипнотическую сеть.

В 1977 году вышли первые книги Александра Русова: сборник повестей и рассказов «Самолеты на земле — самолеты в небе», а также роман «Три яблока», являющийся первой частью дилогии о жизни и революционной деятельности семьи Кнунянцев. Затем были опубликованы еще две книги прозы: «Города-спутники» и «Фата-моргана».Книга «Суд над судом» вышла в серии «Пламенные революционеры» в 1980 году, получила положительные отзывы читателей и критики, была переведена на армянский язык. Выходит вторым изданием. Она посвящена Богдану Кнунянцу (1878–1911), революционеру, ученому, публицисту.

Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести «Судья», главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть «В поисках Эржебет Венцел» рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.

Повесть «Судья» и роман «Фата-моргана» составляют первую книгу цикла «Куда не взлететь жаворонку». По времени действия повесть и роман отстоят друг от друга на десятилетие, а различие их психологической атмосферы характеризует переход от «чарующих обманов» молодого интеллигента шестидесятых годов к опасным миражам общественной жизни, за которыми кроется социальная драма, разыгрывающаяся в стенах большого научно-исследовательского института. Развитие главной линии цикла сопровождается усилением трагической и сатирической темы: от элегии и драмы — к трагикомедии и фарсу.

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.

Повести известного ленинградского прозаика посвящены жизни ученых, сложным проблемам взаимоотношений в научных коллективах, неординарным характерам. Автор многие годы работал в научном учреждении, этим и обусловлены глубокое знание жизненного материала и достоверность произведений этой книги.

В повести «Очень хочется жить» воспеваются красота и мужество советского человека, солдата и офицера в первые годы минувшей войны.Роман «Рассудите нас, люди» посвящен молодым людям наших дней, их жизни, борьбе, спорам, любви, исканиям, надеждам и творчеству.

В книгу известного советского писателя Виля Липатова включены очерки, написанные в последние годы его жизни. Среди героев книги — московские рабочие, ленинградские корабелы, автомобилестроители Тольятти, обские речники, колхозники Нечерноземья, сотрудники милиции, деятели культуры. Все они обычные люди, но писатель подмечает в их жизни и труде характерные черты, делающие их яркими индивидуальностями. По-своему оригинальны и отрицательные персонажи: остро осуждая их, автор показывает неизбежное торжество справедливости.Содержание:Поправка к прогнозуТочка опорыНаших душ золотые россыпиДва рубля десять копеек… Самолетный кочегарДом на берегуПятаки гербами вверхПисьма из ТольяттиКорабелЛес равнодушных не любитКарьераКогда деревья не умираютТечет река ВолгаСтепанов и СтепановыТот самый Тимофей Зоткин? Тот, тот…Шофер таксиОбской капитанЖизнь прожить…Закройщик из КалугиСержант милицииСтарший автоинспектор01! 01! 01!Разговорчивый человекГегемонЧто можно Кузенкову?ДеньгиБрезентовая сумкаВоротаВсе мы, все — незаменимые .

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.