В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [14]

— Перерыв!.. Перекур!.. — раздалось с разных сторон.

— Нина Павловна! — ласково и в то же время настойчиво звал Виген Германович Кирикиас. — Нина Павловна!

Когда же Нина Павловна заметила наконец его чуть припухшую, поднятую над головами и обращенную к ней ладонь, Виген Германович приветливо сказал:

— Вы бы зашли к нам в отдел, Нина Павловна. Мы вам популярно объясним, что такое дискретный перевод.

3. ЧТО ТАКОЕ ДИСКРЕТНЫЙ ПЕРЕВОД

Закончив выступление, Андрей Аркадьевич послал записку Вигену Германовичу. Тот, прочитав ее, склонился к Владимиру Васильевичу и что-то зашептал, пока другие, воспользовавшись паузой, шумели, ратуя за перерыв. Заседание, однако, решено было продолжить. Постукивание карандаша председателя по столу восстановило порядок.

— Товарищ Сумм вынужден срочно уехать. У него билет на самолет. Отпустим его?

— Отпустим, — один за всех ответил Виген Германович.

Андрей Аркадьевич поклонился и вышел, а председательствующий предоставил слово последнему докладчику, Ивану Федоровичу Тютчину, человеку и специалисту в определенном смысле не менее известному, чем предыдущие ораторы.

В прошлом корифей в арахнологии, науке о пауках, которую нередко почему-то путают с анерологией и археологией, Иван Федорович уже в зрелые годы увлекся теорией перевода, подготовил к печати книгу «Стиль языка — личность автора» и наконец волею обстоятельств оказался в Институте химии. Новая страсть, однако, не ослепила Ивана Федоровича. Он любил повторять, что перевод с одного языка на другой подобен гобелену с изнанки: хотя узор и фактура видны, обилие нитей делает их менее явственными, и нет той четкости, тех красок, которыми мы можем любоваться на лицевой стороне. «Переводчики — это предатели», — говаривал он, иногда возражая Борису Сидоровичу, иногда целиком соглашаясь с ним. Требование «точности», однако, он обычно заменял необходимостью «адекватности», а запальчивые выступления Андрея Аркадьевича о преимуществах вольного перевода старался гасить сентенциями об ограничениях морального порядка, обусловленных сомнительным правом на эту вольность.

По своей комплекции, возрасту и даже месту за столом Президиума Иван Федорович занимал промежуточное положение между массивным Борисом Сидоровичем Княгининым, проспавшим все его выступление, и преждевременно покинувшим заседание худощавым Андреем Аркадьевичем. Промежуточным, как уже говорилось, было и отношение Ивана Федоровича к обсуждаемой машинной идеологии, что выразилось, с одной стороны, в определении им перевода как «смерти понимания», с другой — в цитировании известного высказывания Квинтилиана: «Легче сделать больше, нежели то же», против чего, хотя внутренне и не совсем согласившись, никто из присутствующих, включая Нину Павловну и начальника отдела Сироту, как-то не осмелился возразить.

Несмотря на отвлеченный характер выступлений, в течение всего заседания хозяин кабинета Владимир Васильевич Крупнов испытывал истинную радость и гордость садовника, вдыхающего аромат взращенного им сада. «Как вырос уровень, — думал он. — Какой славный путь прошли мы за последние двадцать лет». Из всего сказанного за этим столом, не исключая даже непонятных слов и неясных выражений, смысл которых несколько прояснил, правда, товарищ Кирикиас в обобщающем выступлении, Владимир Васильевич после тщательного умозрительного анализа сделал для себя следующие выводы. Во-первых, отдел информации не намерен пока выделяться в самостоятельный институт. Во-вторых, необходимо срочно пополнить кадровый состав отдела молодыми специалистами химиками, чтобы надежнее связать его с общей проблематикой института и нацелить на решение наиболее важных в практическом отношении химико-технологических задач.

Как научный руководитель института Владимир Васильевич все же ощущал некую неудовлетворенность, причина которой крылась в оставшемся без ответа вопросе Нины Павловны, своевременно подхваченном Сиротой. Вот уже несколько лет отдел вел работы, связанные с так называемым дискретным переводом. Купили дорогое оборудование, с каждым годом увеличивали объем финансирования. Газеты писали о новой Лунинской системе переводов, и некоторые вполне авторитетные товарищи, включая того же Сироту, благожелательно отзывались о ней. Но что собой представляла эта система, Владимир Васильевич, к сожалению, знал очень приблизительно. В свое время было недосуг переговорить с Вигеном Германовичем, а теперь, когда дело зашло слишком далеко, было неловко спрашивать.

Вопрос Нины Павловны «что такое дискретный перевод?» прозвучал как нельзя кстати, и в конце заседания Владимир Васильевич шутливым тоном, как бы желая взбодрить уставших товарищей, попросил Вигена Германовича ответить на него. Мол, нельзя же оставлять без внимания даже такие, пусть совсем простые, даже наивные, хорошо понятные нам с тобой вопросы общественности. Лицо его при этом энергично задвигалось, мускулы запрыгали, а сияющие, устремленные на всех и ни на кого в отдельности глаза снова приобрели лукавое выражение, из коего невозможно было понять, над кем, собственно, он посмеивается — над Ниной Павловной или над начальником отдела информации товарищем Кирикиасом.