В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века - [62]

Фоны пурпурные здесь письмена золотые покрыли;

Алою кровью гремящего царство открыто небес;

Радости райские нам звездный чертог обещает;

В ярком сиянье торжественно слово Господне блестит.

Божьи заветы, одетые алыми розы цветами,

Нас сопричастными делают таинству крови Его.

В светлых же золота искрах и нежном серебряном блеске

К нам нисходит таинственно белое девство небес…[25]

Важнейшим элементом книжного декора стали инициалы. Они постепенно увеличивались в размерах, пока наконец не заняли всю страницу. Их исполнение требовало незаурядного мастерства. Иные буквы, как, например, заглавные «В» в псалме «Блаженный муж» (Beatus vir) Псалтыри Дагульфа и Псалтыри Людовика Немецкого или заглавная «Р» в начале пролога к Евангелию из Сен-Рикье, представляли собой сложнейшие конструкции, созданные при помощи замысловатого геометрического, растительного и звериного орнамента. Но только орнаментом дело не ограничивалось. С начала IX в. внутрь инициала стали также помещать библейские сценки. Например, в Псалтыри из Корби (ок. 800 г.) в инициале «В» псалма «Блаженный муж» изображен Давид, благословляемый ангелом. Впрочем, символика могла быть и более сложной. Так внутрь заглавной «Q», открывающей 51-й псалом в Псалтыри Фолькарта, помещен зеленовато-голубой крест, украшенный ажурной золотой вязью. Крест визуально доминирует над первым стихом «Что хвалишься злодейством, сильный несправедливостью?» и таким образом символизирует победу над злом, о которой далее возвещает псалмопевец. Нет никаких сомнений в том, что подобная изысканная фигуративность являла собой самостоятельную ценность, причем не только художественную. Красота букв символически воплощала в себе красоту божественного текста. А неспешное наблюдение за причудливым «устройством» инициала, в буквальном смысле открывавшего текст, помогало читателю войти в состояние медитации, столь необходимое для правильного восприятия божественного слова.

Однако главные достижения каролингской книжной миниатюры связаны с изображением людей и пространства. Люди встречаются уже в ранних каролингских рукописях. Чаще всего речь идет о евангелистах, реже о Христе (в Евангелиях), еще реже о царе Давиде (в Псалтыри) и совсем редко о королях (в сборниках законов). Появление этих персонажей следует считать отголоском античной традиции помещать в текст, как правило, в его начало, изображение реального или мнимого «автора». Что касается пространства, то его, в сущности, нет.

В последние десятилетия VIII в. при королевском дворе появились мастера, работавшие в принципиально иной, нежели их предшественники, манере. Для эпохи Карла Великого можно говорить, по крайней мере, о двух группах рукописей, в иллюминации которых отразились новые художественные тренды. К первой относятся Евангелие Годескалька (781–783 гг.), Евангелие из Лорша (ок. 810 г.), Евангелие Ады (ок. 800 г.) и Евангелие из Сен-Медарда (начало IX в.). Ко второй — Венское коронационное Евангелие (ок. 800 г.), Шантенейское Евангелие (начало IX в.) и Аахенское Евангелие (ок. 820 г.). В изображении евангелистов и некоторых жанровых сцен с участием животных и птиц появляется невиданная ранее динамика. Пространство, часто щедро насыщенное архитектурными элементами, представлено в прямой перспективе. Фигуры обретают объем и правильные пропорции, а элементы одежды и драпировки — удивительную естественность. Чтобы убедиться в этом, стоит лишь взглянуть на изображения евангелистов в Евангелии Ады или на пурпурную занавеску, изящным узлом повязанную вокруг двух колонн, как это видно на миниатюре со сценами Апокалипсиса в Евангелии из Сен-Медарда.

В этой рукописи появляется еще один сюжет, позаимствованный из Откровения Иоанна Богослова. Речь идет о так называемом «Источнике жизни», символическом воплощении Евангелия. Этот новый для каролингской миниатюры образ представлен в виде увенчанного крестом колодца, окруженного колоннадой и увенчанного балдахином. Возле источника собираются птицы и звери, стремящиеся утолить жажду вечной истины и обрести спасение через крещение. Позднее «Источник жизни» станет расхожим мотивом средневекового книжного искусства.

Между двумя группами рукописей придворной школы есть и серьезные различия. Мастера, создававшие миниатюры Венского коронационного, Шантенейского и Аахенского Евангелий, стоят гораздо ближе к традициям эллинистического искусства. В художественном плане они отдают предпочтение пятну перед контуром, уделяют пристальное внимание физиологии человеческого тела, особенно в движении, а для обозначения перспективы используют не столько архитектуру, сколько пейзаж, дополненный изменчивой цветовой палитрой неба. Позднее эта линия на последовательное возрождение позднеантичной техники письма будет продолжена в изображениях упоминавшихся уже ватиканского Теренция и лейденского Арата, которые, как считается, предельно точно скопированы с рукописей III и V вв.

Кодексы придворной школы стоят особняком. На их фоне особенно заметным становилось существенно менее выразительное качество иллюстраций в других манускриптах. Например, изображение Феодосия II, его сыновей и юристов в рукописи «Бревиария Алариха», созданной между 803 и 814 гг. в одном из луарских скрипториев, выглядит плоским, предельно схематичным, простым и безыскусным.