В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [179]

– Вы всегда преувеличиваете! Я всего лишь гайки закручиваю.

Тони с нежностью глядит на этого солдатика их мастерских, худенького, с красивой улыбкой: он может рассчитывать только на медали пятен смазки, однако противостоит армии Рейха, оружием имея только разводной ключ. Тони убежден, что, если бы все французы, каждый на своем месте, с должным усердием закручивали свои гайки, как этот парень, немцы бы их никогда не одолели.

– Нет, Фарже, вы не гайки закручиваете. Вы замешиваете тесто.

Механик, не совсем понимая, что ему хотели сказать, смотрит, как майор удаляется по аэродрому, чуть раскачиваясь, как плохо загруженная тележка. И спрашивает себя, что делает такой человек, как месье Сент-Экс, на этой войне. А потом задается вопросом, что здесь делают все они.

Когда Тони входит в двери офицерской гостиной, два летчика из его группы, игравшие в шахматы, сразу же встают.

– Майор, как прошло со вчерашним заданием? Нам сказали, что буши пригласили вас на полдник.

Он озорно улыбается, собираясь им подыграть.

– Эй, парень! – кричит один из молодых лейтенантов официанту. – Притащи-ка майору хорошего виски.

Услышав голоса, из соседнего помещения выходит капитан, что читал там старую газету, и присоединяется к собравшимся. Потом появляется еще один офицер, из мастерских, и тоже подходит к ним. Входят еще люди, кружок растет. С сигаретой в одной руке и стаканом виски в другой Тони начинает рассказывать о вчерашнем вылете.

– Когда я был уже на подлете к озеру Анси, левый мотор начал кашлять, как простуженный старикашка. Сначала нечасто, а потом – настоящий грипп. Фюзеляж затрясся в какой-то бешеной пляске, того и гляди развалится на куски, и пришлось его заглушить.

– Пропащее дело – шкандыбать на одном моторе в глубоком немецком тылу; стоит только в такой момент засечь тебя немецкому истребителю и…

– Вот поэтому я и повернул к Альпам. Там авиабаз меньше, и я мог надеяться проскочить, хоть и на малой скорости, укрываясь в долинах. Нужно было пролететь через перевал Галибьер, потом через Мон-Сенис и выйти к морю.

Все согласно кивают.

– Но где-то я в Альпах заплутал. – Он пожимает плечами. – И вместо того чтобы вылететь к морю, я попадаю на какую-то равнину и вдруг, к вящему своему изумлению, вижу на другом ее конце большой город с чертовой уймой немецких взлетно-посадочных полос… Меня занесло в Женеву! Тут у меня в голове всплывает наша карта, в зале пилотов, где мы флажками отмечаем вражеские авиабазы: возле Женевы их столько, ни дать ни взять, а подушечка для булавок.

– Но как же так получилось-то! Женева – из тех городов, которые немцы больше других берегут, он со всех сторон прикрыт.

– Там же осиное гнездо!

– Ну вот я в него и залетел – прямиком на их кухню. Когда до меня это дошло, так пот прошиб. Но еще сильнее меня тряхнуло, когда я вдруг в зеркале вижу: за мной, в нескольких сотнях метров, черная точка – «мессершмитт». А я, значит, на одном моторе плыву над городом со скоростью черепахи. И говорю себе: «Ну теперь все, конец, мне крышка. Сейчас грохнет взрыв – и чао-какао». Закрываю глаза – и не спрашивайте зачем. Может, чтобы начинать привыкать к вечной жизни. Прошла секунда, две, три, пять, десять… Открыл глаза – а истребитель летит от меня! Я не сразу поверил, но так и было. Ну тогда я сообразил, в чем тут дело: издалека он принял меня за немецкий самолет и даже не побеспокоился ближе подлететь. Ему и в голову не могло прийти, что самолет союзников в открытую летит над Женевой – на низкой высоте, со скоростью воскресной прогулки поутру.

Его слушают, открыв рот. Все они рисковали жизнью в таких же или даже худших ситуациях, но майор Сент-Экзюпери умеет рассказывать так, что слушатели впадают в гипноз.

– Тогда я в том же темпе, не разгоняясь, и в том же направлении потихонечку так полетел к морю, а потом свернул сюда.

– Спасен!

– Пока еще нет. В шоке оттого, что я удрал, избежав сотен противовоздушных установок и истребителей, которые меня видели, но пропустили, я начисто забыл включить сигнал Friend or Foe, чтобы наши меня за своего приняли, и в Борго они чуть было не послали эскадрилью – сделать из меня жаркое. Пришлось связываться по радио, чтобы доложиться. Самым удивительным во всем этом было даже не то, что я прогулялся над головами немцев без единого выстрела в мою сторону, а то, что на базе смогли понять мой свежеизобретенный английский.

– Даже не верится!

– Так же отреагировали и офицеры информационной службы, когда я уже приземлился. Видели бы вы изумление на лицах двух капитанов-американцев! Один из них так широко разинул рот, что чуть жвачка не вывалилась. Но им пришлось-таки поверить, потому что камера сняла Женеву с высоты восьми тысяч футов – сувенир, можно сказать, почтовые открытки на память.

Слышится смех, хлопки по столу и тост за здоровье майора.

Идут недели, растут слухи о высадке десанта во Франции – том событии, что имеет шансы стать решительным ударом, окончательно преломляющим ход войны, которая с момента вступления в нее американцев радикальным образом изменилась. Немецкие войска уже сильно истрепаны на русском фронте, итальянцы переметнулись на другую сторону, повесив Муссолини, и вот спустя четыре года войны союзники завидели свет в конце тоннеля.