В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [125]

Глава 64. Кап-Джуби, 1932 год

Тони написал генеральному директору компании письмо с требованием возвращения месье Дора. Ответа он не получил, только ледяное бюрократическое молчание.

Однажды вечером его поставили на замену пилота, летевшего в Кап-Джуби. Давно уже он не садился на этом аэродроме на краю пустыни, который был когда-то его домом. Завидев вдалеке испанский форт возле огромного пляжа и полузатопленную тюрьму, которую испанцы с помпой называют «Морской дом», он почувствовал, что летел в направлении, противоположном движению часовой стрелки. Если смотришь с небес, то видишь, что ничего не изменилось в сине-зеленом море, пустыне, палатках и армейском сооружении, которое на расстоянии кажется таким же хрупким, как замок из песка. А позади него, притулившись к внешней стене, как какой-нибудь сарайчик-развалюха, – находящийся во временном пользовании ангар «Линий» с одним-единственным хранящимся там самолетом.

В какой-то полудреме он сажает самолет, почти не глядя на бакены, и в итоге выезжает за финальную линию полосы на несколько метров. К нему направляется незнакомый ему механик. Одетый в синее туарег, копошащийся в глубине ангара, поднимает голову и бежит в пустыню. Больше его никто не встречает. Тони идет к своему бывшему офису-квартире и стучит в дверь.

– Войдите.

Начальник аэродрома – очень высокого роста мужчина, но тощий, из тех, что стоит лицом к тебе, а кажется, что в профиль.

– Я Сент-Экзюпери…

Он без всякого энтузиазма кивает.

– А вы, должно быть, месье Сантен. Полагаю, вам известно, что когда-то я занимал вашу должность – начальника аэродрома?

– Ну знаю…

Тони замечает плохо скрытое раздражение. Несмотря на это, ему хочется знать, как здесь, где он когда-то жил и работал, обстоят теперь дела.

– Как у вас с местными племенами сложилось? А испанским гарнизоном по-прежнему командует полковник Де-ла-Пенья?

– Не знаю. Я только своими делами занимаюсь.

– Ага…

– Все сильно изменилось с тех пор, как здесь были вы. Теперь уже невозможны контакты ни с маврами, ни с испанцами. Трудно сказать, кто из них большие дикари или большие дураки.

Тони грустно кивает. Механик кричит, что самолет к вылету готов. Его даже не пригласили на чашку чая. Что ж, напрашиваться он не будет. И уже собирается уходить, когда механик в крайнем возбуждении подбегает к двери:

– Месье Сантен! На нас мавры идут! Их много!

Начальник авиабазы нервно дергает ящик и достает револьвер.

– Быстро! – нервно приказывает Сантен. – В гарнизон, к испанцам!

Тони выглядывает за дверь и видит приближающихся бедуинов, числом не менее сотни.

– Чего вы здесь застряли? Хотите, чтоб они вам перерезали шею, как овце?

Не ожидая ответа, оба пускаются бежать к испанской казарме. Толпа мусульман во главе с предводителем в синей тунике и с копьем в руке приближается к строению. Лицо Тони расцветает улыбкой, и он прижимает руку к груди.

– Великий шейх Абдул Окри!

Предводитель раскидывает руки, делая наступающим знак остановиться. Из группы выныривает один, и, когда он убирает вуаль, показывается лицо Камаля, бывшего переводчика Тони.

– Добро пожаловать домой! Здесь все по тебе скучали!

В нескольких сотнях метров Сантен на бегу оборачивается и становится свидетелем приветствий. Механик тоже оглядывается назад и не может прийти в себя от изумления: там, позади, арабы выстроились в очередь, чтобы лично поздороваться с летчиком. Оба, тяжело дыша, останавливаются понаблюдать за этим действом на безопасном расстоянии.

Почтительно ожидая, пока очередь дойдет и до него, и заняв в ней последнее место, чтобы иметь чуть больше времени, к нему подходит еще один старый друг.

– Абдулла Мухтар!

– Сентузюпехи…

– Как поживает твоя семья, друг мой?

– Здравствуют. Будут рады услышать, что ты вернулся.

– Я всего лишь остановился на дозаправку. И должен сейчас же лететь дальше.

Абдулла Мухтар невозмутимо кивает.

– Неважно, что ты уходишь. Люди, которых ты любишь, никогда не уйдут совсем. Они всегда оставляют нам частицу себя.

Камаль переводит шейху Абдулу Окри, молча наблюдающему за разговором. Над синей тканью платка светятся лишь черные глаза, подведенные сурьмой. Узнав, что Тони появился не для того, чтобы снова стать начальником самолетов, он отрицательно качает головой и сдвигает брови в знак неодобрения. Его взгляд снова становится прежним – взглядом жестокого воина, человека безжалостного, у которого не дрогнет рука в тот миг, когда придется поднять кинжал и перерезать врагу глотку. Он властно роняет несколько слов, и Камаль покорно кивает.

– Высокочтимый шейх говорит, что он властитель этих земель и все должны ему подчиняться. Он приказывает тебе остаться здесь и стать его визирем для переговоров с неверными.

Тони просит, чтобы тот перевел как можно мягче.

– То, что ты мне предлагаешь, высочайшая честь для меня. Досточтимый шейх, я с величайшим уважением отношусь к твоей власти, и самое горячее мое желание – исполнять твои приказы, неизменно мудрые, но я не могу остаться, блистательный Абдул Окри.

У переводчика на лице написана тревога.

– Шейху это не понравится. Не повиноваться ему нельзя.

– А я и не собираюсь не повиноваться. Переведи досточтимому шейху вот что: мое первейшее желание – в точности исполнить твой приказ, однако в данный момент условия не благоприятствуют тому, чтобы я мог остаться. Напротив, они в высшей степени способствуют тому, чтобы я улетел. Так что с твоей стороны чрезвычайно мудрым окажется приказать мне, чтобы я отправился в путь. Тем самым твой приказ будет в точности исполнен.