В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [124]

– Но…

– Это мое последнее распоряжение. Сядьте.

Он садится. Дора разворачивается. Стоит такая тишина, что слышно, как поскрипывают ботинки, когда он идет к выходу. Когда у него за спиной хлопает дверь, закрывается целая эпоха.

Глава 63. Тулуза, 1932 год

Тони, одергивая помятый пиджак, подходит к дверям «Эме», одного скромного кафетерия в Тулузе. Он путешествовал инкогнито, сидя на почтовых мешках, в самолете, летящем в Тулузу, однако прыжки «Лате» над Средиземным морем – ничто в сравнении с тем, что творится в его голове, обдумывающей увольнение Дора. Новость ударила, словно кувалдой, и его трясет лихорадка.

Новая команда управленцев компании разослала письма летчикам-ветеранам, объясняя, что перемены пойдут на благо, а также предлагая сформулировать свои соображения по улучшению почтовых линий. Тони немедленно пишет Гийоме, вновь назначенного на линию через Анды, хотя и ходят слухи о ее неизбежном и скором закрытии, а еще Мермозу, чтобы вместе решить, как им реагировать на допущенную по отношению к Дора несправедливость.

Гийоме огорчен увольнением Дора, но в ответ написал, чтобы он постарался забыть о делах политиков и управленцев, что они летчики, их дело – летать. Но Тони не может выдрать это из головы, как выдирают зуб.

Они с Мермозом договорились встретиться в «Эме», чтобы об этом деле поговорить. Тони заказывает кофе с молоком и швейцарскую булочку – тревога пробудила в нем зверский аппетит. Мермоз опаздывает, и он просит принести еще один кофе и еще одну булочку. Через полчаса в кафе метеором влетает Мермоз в двубортном пиджаке, слишком элегантном для этого скромного заведения.

– Это самый большой идиотизм на всем белом свете! – восклицает он безо всяких там предисловий или извинений за опоздание.

С размахом падает на свободный стул и уже было начинает говорить, когда хозяин заведения вежливо спрашивает:

– Месье будет пить кофе?

– Кофе? Принесите мне ром!

Тони смотрит на Мермоза, на его все такие же золотистые волосы и легкие морщинки вокруг глаз – свидетельства бесчисленных перелетов.

– Что за идиотизм?

– Что директор будет не один, а сразу несколько. И что того, который займется координаций всех нас, зовут Дотри. Но знаешь, что самое забавное? Этот Дотри – прекрасный координатор… железнодорожных линий!

Тони недовольно качает головой.

– В Париже я слышал довольно неприятные вещи. Тот сраный политик, которого они ввели в руководство, утверждает, что вся затея с авиалиниями слишком затратная.

– Да они уже давно с этой песней носятся, но разве это так?

– Сплошное вранье! Какие-то жалкие четырнадцать миллионов франков субсидии – и «Линии» могли бы жить. А если б хоть как-то прислушались к моим чертовым предложениям о грузоподъемности самолетов, то могли бы и в ноль выйти.

– А что ты предлагаешь, Жан?

– Скорость доставки почты довести до трехсот километров в час. Надо предложить сервис вне конкуренции. Людям требуется коммуникация, им нужно общаться – и делать это с наибольшей скоростью, и они будут готовы платить за эту услугу столько, сколько запросишь, если есть гарантия своевременной доставки. При том, что все уже сделано: маршруты, аэродромы, персонал… нужно не изымать финансы, а еще больше инвестировать в новые машины, и тогда авиапочта себя окупит и станет самым передовым сервисом, какого нет еще ни в одной стране мира.

– Мы должны ответить на письмо дирекции своими предложениями – ты им об этом напишешь?

Мермоз достает сигару и закуривает.

– Сегодня утром я им уже ответил. Написал, что если им хочется изменений к лучшему, то они должны вернуть месье Дора, и чтобы он занялся всеми необходимыми изменениями.

– Вот за это и выпьем! – говорит Тони.

– Черт возьми, ты что, будешь чокаться за Дора пустой чашкой кофе? – И он оборачивается к стойке. – Будьте добры, принесите нам бутылку рома!

– Унижение Дора – да это как будто меня самого унизили.

– Да, это был удар, но мы не должны сдаваться. Я точно не сдамся, мне ведь еще этот прыжок нужно сделать.

– Прыжок?

– Почтовую линию в Америку. После аварии опытного образца «Лате 28» новая дирекция хочет закрыть программу полетов в Америку, потому что, видите ли, денег нет. Вот кретины! Вытаскивают из ящика стола калькуляторы и начинают считать.

– Только это они и умеют – считать.

– Меня от них воротит.

– Знаю.

– Я без конца себя спрашиваю: как так можно жить – без гордости, без страсти?

– Нельзя, Жан. Они мертвы, но этого не знают.

– Тони, будем жить!

И смотрят глаза в глаза. После стольких превратностей судьбы, под своими шрамами и выцветшими мечтами они узнают друг в друге страсть к приключениям тех мальчишек, что продолжают в них жить.

И когда Тони садится в спортивный автомобиль Мермоза, он уже знает, куда они сейчас поедут. Почти сразу оставив город позади, они направляются в Монтодран.

Мермоз купил себе подержанный самолет «Потэ», который золотые руки Коллено привели в полный порядок. Они взлетают и, словно в первый раз, наблюдают за тем, как садится солнце. Не разговаривают – это лишнее. Горизонтальные лучи, упираясь в кирпичные здания, превращают Тулузу в оранжевый город, рассекаемый синей лентой Гароны. Когда исчезнет все остальное, для них всегда будет оставаться этот трепет воздуха.