— Что я такого сделал?
Софи взглянула на него своими красивыми глазами, обрамленными длинными, чуть загнутыми черными ресницами, приоткрыла рот, потом прищелкнула языком и прищурилась.
— Не понимаю, о чем это вы… — И запнулась.
Макс ван Остервельд сел напротив. Он был в скромном, но таком изысканном твидовом костюме, что она подумала: сколько у него вкуса и, конечно, какой жутко дорогой этот твид. Он протянул к столу свою длинную изящную руку и взял расписание дежурств.
— У вас сегодня выходной, не так ли? Вы все изменили и ни слова не сказали мне о том, что Купер вас попросила об этом. Я узнал только в пятницу.
Он ехидно усмехнулся, и Софи, задыхаясь от негодования, выпалила:
— У вас нет никакого права на… на… — Тут она поймала на себе его взгляд.
— На что? — учтиво поинтересовался он.
— Расписание дежурств медсестер не входит в вашу компетенцию. — Она мгновенно осеклась, вспомнив, с кем говорит, и прибавила: — Сэр.
— Не входит, но, по-моему, мы отклонились от темы. В прошлую среду вы неожиданно смылись из дому. Так вот, недавно я обедал у Каррадерзов, и они поведали мне о том, что именно в среду вы ушли от них вскоре после пяти, но и в девять, когда я собирался уходить от вас, вы еще не вернулись. Я подумал тогда, может, вы были со своим дружком, но когда узнал, что вы поменялись дежурствами с Купер, то почувствовал, что здесь кроется нечто большее, чем простое совпадение, и теперь уверен, что вы это сделали специально. Вы так меня ненавидите, Софи?..
Софи отвела взгляд от корзины для мусора и посмотрела на разгорячившегося голландца.
— Я не ненавижу вас. — Голос у нее был спокойный и немного удивленный.
— Тогда оставьте в покое эту вашу бдительность, дорогая. Я не хочу вас ни к чему принуждать. — Он слегка помедлил. — Мне просто нравится флиртовать с вами. — Он увидел, как вспыхнуло ее лицо. — Не понимаю, почему бы нам не стать друзьями. В конце концов, у нас общий крестный отец — а это, я думаю, весьма основательный повод для дружбы, не так ли?
Она встретилась с ним взглядом и увидела, что он улыбается. Не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, она как можно спокойнее ответила:
— Боюсь, что за последнее время я стала настоящей старой девой. — Она доверительно улыбнулась ему и протянула руку для пожатия в знак примирения. Его пожатие было крепким и утешительным, а она сейчас так нуждалась в утешении. Но этого он, конечно, не узнает.
— Я бы этого не сказал — старые девы не лазают по деревьям.
Он отпустил ее руку, взял телефонную трубку и попросил связать его с сестрой-хозяйкой.
Из их разговора Софи тут же поняла, что он рушит все ее планы. Опять он за свое! Вряд ли сестра-хозяйка догадалась о чем-нибудь, думала она про себя. Он положил наконец трубку и встал.
— В десять минут второго у входа. Только не снимайте пока свою униформу, на случай, если вы им вдруг немедленно понадобитесь. Не задерживайтесь — я обещал миссис Гринслейд, что мы приедем в четверть второго.
Софи удивленно посмотрела на него.
— Вы обещали бабушке… — Глаза ее скользили по его лицу. — Но они не ждут меня.
Он был уже в дверях.
— Нет, ждут. Забыл сказать, что я уже звонил вашей бабушке и сказал, что вы придете домой на ленч.
Она нахмурилась:
— Ах вот оно что!
Возмущенная его бесцеремонностью, она собралась было продолжать в том же духе, но он вдруг поднялся и молча ушел.
За ленчем он сидел рядом с миссис Гринслейд. Нарезал мясо с таким же мастерством, как это делал дядя Джайлз. Даже с большим. Софи заметила, что он успел крепко подружиться с Пенни и Бенджамином, а также завоевать расположение бабушки. Даже Синклер, обычно такой сдержанный на новые знакомства, и тот не имел ничего против него. Они пили кофе в гостиной, возле камина. Тут и там валялись «жертвы» их досуга — это и воскресные газеты, и заброшенное вязанье Пенни, и наполовину разгаданный Беном кроссворд. Миссис Гринслейд сидела у камина, и на коленях у нее уже лежал свежий. Ее ноги упирались в толстенный словарь, служивший ей скамеечкой, — она никогда не решала кроссворды без предварительного совещания с этим всезнайкой, способным просветить ее относительно коварной двойственности значения некоторых слов. Ионхер ван Остервельд устроился на стуле напротив бабушки; Клякса тесно прижимался к его колену — его полузакрытые глаза выражали блаженство, когда Макс трепал его за уши. Титус расположился на начищенных до блеска ботинках голландца, игнорируя предложения его хозяев полежать у них на коленях.
Софи, свернувшись клубком на кушетке и наблюдая за этой идиллической сценкой, сказала вдруг:
— Ну разве это не удивительно, что они так любят вас? Обычно они такие суетливые.
Софи видела, как у него дернулась губа и он приподнял свои темные брови. Она покраснела и поспешила прибавить:
— О, только, ради Бога, не подумайте, что я хотела вас оскорбить. Я имела в виду, что животные чувствуют тех, у кого есть свои собаки.
— Очень даже может быть, — ответил он, — но мне приятнее думать, что у них просто недурной вкус.
Все дружно засмеялись, а Пенни спросила:
— Они не скучают, пока вы в отъезде? Ваши собаки, я имею в виду.
