В огне рождается сталь - [14]
Юань Тин-фа слушал жену и только качал головой. Он думал, что жена его вмешивается не в свое дело.
Дин Чунь-сю посмотрела на молчавшего мужа и снова принялась за свое:
— Некоторые начали уговаривать меня: «И что ты зря волнуешься, тетушка Юань?» Ты, мол, попроси мужа, пусть он установит новый рекорд, и все будет в порядке. Я подумала, что они действительно правы. А затем меня зло взяло: только и тараторят — Цинь Дэ-гуй да Цинь Дэ-гуй, о нем в газетах пишут… Вот я и думаю, что ты должен теперь установить рекорд. Ведь у тебя есть опыт!
— Хм, я вижу, что и тебе тщеславие покоя не дает, — невесело усмехнулся Юань Тин-фа.
— А разве меня это не касается? — возразила жена. — Ты сварил так много скоростных плавок, а я никогда не слышала, чтобы мне говорили: «Как я вам завидую, ведь вы жена мастера скоростных плавок!» — или чтобы за моей спиной люди шептали: «Посмотрите, вон идет жена мастера скоростных плавок!» — Она замолчала и продолжала уже другим, более спокойным и ласковым голосом: — Я только знаю, что о достижениях каждого выдающегося рабочего обязательно печатают в газетах, чтобы все узнали о его славе. Вот я и думаю, что ты обязательно должен заслужить такой почет.
— Я вижу, что тебя уже можно избирать в совет домохозяек. Во время следующих выборов я непременно выдвину твою кандидатуру, — пошутил Юань Тин-фа. — А если такой член совета будет меня все время агитировать, то мне ничего не останется другого, как установить новый рекорд.
— И зачем ты стараешься сбить меня с толку? — проговорила Дин Чунь-сю. — У меня ведь что на уме, то и на языке. — В глубине души она была не прочь принять участие в работе совета домохозяек.
Подав ужин, Дин Чунь-сю неожиданно рассмеялась:
— Я совсем забыла тебе сказать: Чжан Фу-цюань сегодня принес нам помидоры и зеленый перец. Говорит, что это ему прислали из дома. Можешь догадаться, с чего это он вздумал делать нам подарки? Ведь раньше этого никогда не было! — Лицо Дин Чунь-сю приняло серьезный вид. — Ты ничего не заметил? С тех пор как Чжан Фу-цюань познакомился у нас с Сунь Юй-фэнь, он зачастил к нам и все время расспрашивает о ней. А я подзадориваю его. «Если тебе нравится Сунь Юй-фэнь, — говорю я ему, — то я могу сосватать».
— Ты уже и здесь успела! — рассмеялся Юань Тин-фа. — Я думаю, что если однажды выдастся дело, в которое ты не сможешь сунуть носа, то ты этого не переживешь.
Дин Чунь-сю сердито поджала губы.
— Девушке уже двадцать лет, матери ее здесь нет, я ее двоюродная сестра и должна ей помочь. А если Чжан Фу-цюань ей не нравится, то и дело с концом, неужели я стану принуждать ее?
Юань Тин-фа отложил куайцзы и со смехом предложил:
— Давай лучше спать, я признаю себя побежденным.
Улегшись в постель, Дин Чунь-сю вскоре крепко уснула. Но к Юань Тин-фа сон никак не шел. Подавай ей новый рекорд, видите ли. По его мнению, во всем этом была виновата стенгазета, и особенно заметка в городской газете. Это, конечно, неприятно, но как бы там ни было, а сам он в глубине души мечтал об установлении нового рекорда. Ибо, как бы люди его ни хвалили, а рекорд все-таки принадлежит Цинь Дэ-гую, а не ему.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Закончив совещание секретарей цеховых партбюро, Лян Цзин-чунь попросил Хэ Цзы-сюе задержаться. Он достал сигареты, угостил Хэ Цзы-сюе, закурил сам, затянулся и только после этого сказал:
— Я хочу спросить тебя вот о чем. Каковы результаты расследования этой истории с выпускным отверстием на седьмом мартене? Ты присутствовал на совещаниях, когда обсуждался этот вопрос?
Когда секретарь парткома попросил его одного остаться, Хэ Цзы-сюе почувствовал беспокойство, не понимая, что бы это могло значить. Осторожно затянувшись, он ответил:
— Вопрос выяснен окончательно. Администрация цеха провела три совещания, я присутствовал на всех. Первые подручные обеих смен — и второй и третьей — получили по выговору. Один за то, что своевременно не принял надлежащих мер, а другой за то, что небрежно заделал отверстие.
Видя, что секретарь молчит и только старательно затягивается сигаретой, он добавил:
— Так что теперь в этом деле уже все ясно.
Лян Цзин-чунь еще раз глубоко затянулся, осторожно, двумя пальцами левой руки положил сигарету на край пепельницы и тихо сказал:
— Товарищ Хэ Цзы-сюе, с точки зрения администрации этот вопрос действительно уже решен, а с точки зрения нашей, партийной, дело это еще только начинается, — и он снова затянулся.
Хэ Цзы-сюе изумленно взглянул на секретаря парткома и с беспокойством подумал: «О чем это он?»
За окном раздался резкий паровозный гудок, и клубы черного дыма через открытое окно повалили в комнату. Лян Цзин-чунь встал и поспешно закрыл окно. Затем он подошел к двери и открыл ее. В комнату ворвался мощный гул мартеновских печей, подобный шуму морского прилива. В такой обстановке спокойно разговаривать было нельзя, и секретарь снова прикрыл дверь. Он подошел вплотную к Хэ Цзы-сюе и тихо спросил:
— Ты хорошо знаешь обоих наказанных подручных?
— Хорошо, — поспешно ответил Хэ Цзы-сюе. — Оба они неплохие рабочие.
— Значит, рабочие неплохие? А как же они допустили ошибки?
— Так ведь очень трудно работать без ошибок.
