В огне и тишине - [75]

Шрифт
Интервал

В обеденный перерыв к Сергею подошли два «краснопогонника». Угостили сигаретами. Осторожно разговорились. Оказалось, оба артиллеристы: Иван Клименко и Михаил Калугин. Земляки с Кубани.

— Твой морячок Иван сказал, что надо с тобой поговорить, — вопросительно посмотрел на Сергея Калугин.

— А что, у вас есть что сказать?

— У нас-то есть, а у тебя?

Сергей поколебался и… пошел на риск.

— Вы с каких батарей?

— Я с первой, Иван — с третьей.

— Кто командиры?

— Немцы.

— Справитесь?

Оба потупились, молча глубоко затянулись. Клименко поднял на Сергея глаза:

— Наши справятся.

— Да и мы тоже, — добавил Калугин.

— А четвертую и вторую накроете?

— Вполне, — подумав, ответил Клименко. Калугин кивнул согласно.

— А по пулеметным бункерам?

— Это нам сподручнее, — отозвался Калугин. — Только… там же… Ну, тоже наши.

— А по гарнизону?

— Это пожалуйста, — оживился Калугин. — С нашим удовольствием.

— Тогда все, ребята. Сигнал дам. Связь — через моряка.

Через два дня Калугин привел еще двух дружков: артиллериста и пулеметчика крупнокалиберного пулемета. Сергею новички понравились. Молчуны. Говорят только по делу. Откровенно. Глаз не прячут. И во взглядах — готовность и надежда.

Еще через пару дней сам вышел на бывшего учителя из Старого Крыма Васильева. Иван привлек бывшего моряка Тончева. Постепенно вырисовывалась картина обороны. Гарнизон — батальон. Состав — русские, поляки, австрийцы, румыны. И только одна треть — пожилые немцы, призванные по тотальной мобилизации.

Русские, набранные из пленных, постепенно сдружились с Сергеем и его друзьями. Приносили хлеб, сигареты. Рассказывали о приказах командования. Горько сетовали на судьбу, на свое безвыходное положение. Сергей внимательно изучал людей, все осторожнее подходил к отбору доверенных. Знал: чем шире сеть, чем больше людей в ней, тем больше и опасность провала.

Командир крупнокалиберной пулеметной точки полтавчанин Роман Кисиль активно взялся за создание ударных групп на батареях и на пулеметных точках. Докладывал Сергею, что все русские готовы искупить свою вину кровью, перебить гитлеровцев и перейти на сторону Красной Армии.

Сергей наиболее доверенным сообщил пароль для перехода (пароль был дан еще в Краснодаре). Совершенно неожиданно натолкнулся на пожилого немецкого солдата, говорившего на ломаном русском. Костерил войну, фашистов. Плакал, что в Гамбурге под американскими бомбами погибла семья. Согласился сдаться по паролю. Он же указал Сергею и на агента «Цеппелина», рыскавшего по баракам в поисках подходящего «материала» для диверсионных школ. Сергей взял на заметку всех, с кем говорил этот вербовщик. Через своих друзей прощупал их настроение. Двоих, особенно озлобленных против Советской власти, солдаты РОА ликвидировали сами и сообщили об этом Сергею. Пришлось малость осадить, чтобы не привлечь внимания агента «Цеппелина».

Вечером опять шептались с Иваном. Сергей радовался, что дело налаживается. Но скрытая тревога не покидала: не ошибся ли в людях? Не выдадут ли, не подведут в критический момент? Иван горячился, заверял, что осечки не будет. Семен же как-то незаметно отдалился. Вернее сказать, не заметили друзья, как он стал отдаляться. Опустился. Тупо хлебал баланду, опрокидывался на бок и боровом храпел до утра. А утром опять хлебал, становился в колонну и тупо, покорно, бездумно с утра до ночи таскал бревна, камни, плиты, катал литые бетонные колпаки. На былых своих дружков внимания не обращал, хотя по-прежнему приходил в захваченный ими с самого начала угол.

Иван первый не выдержал:

— Слушай, не нравится мне твой Семен. Быдлом становится. Гадом станет.

— Потерпи, Ваня. Здоровый, молодой. На голод слаб.

Через день Иван опять зашептал Сергею:

— Говорю тебе: плохо дело. Семен у капо выклянчивает куски вареной конины, а тот у него что-то выспрашивает, и он ему чего-то бубнит.

Это встревожило Сергея. Попробовал говорить с Семеном. Тот грубо и лениво оборвал:

— А катись ты. Вы тут с морячком шепчетесь, ну и шепчитесь. А меня не замай. Идейные. Все одинаково на фрица робим. Хочешь чистеньким вывернуться? Не выйдет.

И завалившись на бок, захрапел.

— Ну? — привалился Иван.

— Неладно, Ваня.

— А я тебе что?

— Ладно. Спим. Завтра придумаем.

— Смотри, чтоб он раньше не придумал.

Утром Сергей сам наблюдал, как Семен жадно глодал серо-зеленый мосол, полученный от капо, и что-то бубнил, то кивая головой, то отрицательно ею тряся.

Отправляясь на работы, Сергей был поглощен невеселыми мыслями: как быть с Семеном? Неожиданно в плечо ударил камешек. Осторожно оглянулся. Из-за груды развалин высунулась и скрылась вроде бы знакомая физиономия. А вот чья? Сергей стал исподтишка наблюдать. Опять высунулась замотанная в тряпки голова, и Сергей чуть не остановился от озарения: «Ямочки! Ямочки на щеках. Это ж Клавдия! Ай да молодчина!» Чтобы подать сигнал, он изобразил: вроде бы опирается на палку и прыгнул на одной ноге. Клава поняла, кивнула и скрылась. Шагавший рядом Семен тупо уставился на Сергея:

— Чо дуркуешь? Прыти много? И тут Сергея озарило.

— Сема. Ты где Клаву оставил?

— В Тимошах. А чо?

— Но ты же говорил, что она куда-то дальше, на юг, что ли, пойдет.


Рекомендуем почитать
Особое задание

Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.


Так это было

Автор книги Мартын Иванович Мержанов в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом «Правды». С первого дня войны до победного мая 1945 года он находился в частях действующей армии. Эта книга — воспоминания военного корреспондента, в которой он восстанавливает свои фронтовые записи о последних днях войны. Многое, о чем в ней рассказано, автор видел, пережил и перечувствовал. Книга рассчитана на массового читателя.


Следопыты. Повесть

В основе повести подлинный случай, когда на Северо-Западном фронте вступили в противоборство войсковые разведки советской и немецкой армий. Художник Георгий Георгиевич Макаров.


Ветер удачи

В книге четыре повести. «Далеко от войны» — это своего рода литературная хроника из жизни курсантов пехотного училища периода Великой Отечественной войны. Она написана как бы в трех временных измерениях, с отступлениями в прошлое и взглядом в будущее, что дает возможность проследить фронтовые судьбы ее героев. «Тройной заслон» посвящен защитникам Кавказа, где горный перевал возведен в символ — водораздел добра и зла. В повестях «Пять тысяч миль до надежды» и «Ветер удачи» речь идет о верности юношеской мечте и неискушенном детском отношении к искусству и жизни.


Моя война

В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.


Что там, за линией фронта?

Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.