В одно мгновение - [19]

Вэнсу кажется, что он различает тропу. Он бросается по ней – но не может вернуться назад. Он близко и все-таки слишком далеко, так что Хлоя его не слышит, а он ее не видит. Я вижу их обоих и хочу им помочь, указать путь. Я рядом с ним, но он совсем один и даже не представляет, как близок к цели.

В конце концов Вэнс – совершенно потерянный, промерзший до костей – теряет последнюю надежду. Я вижу, как он бредет прочь, в направлении, которое кажется ему правильным, уповая на то, что он вот-вот вызовет подмогу и тогда кто-то другой вернется сюда и спасет Хлою.

Я смотрю на все это и на миг представляю, что вот он, ад: никому не видимое, безмолвное существование без возможности помочь тем, кого я люблю. Сейчас я могу лишь наблюдать за тем, как они мучаются и страдают. Когда я была жива, то не молилась, у нас в семье не было принято ходить в церковь. Не за это ли я проклята? Быть может, я несу наказание, ибо не верила так, как должна была, не каялась в своих грехах.

Я каюсь теперь. Я всей душой, всем сердцем молюсь, я прошу Бога пощадить мою семью и Мо, и тетю Карен, и дядю Боба, и Натали, и Вэнса, и Кайла, прошу избавить их от страданий, а меня забрать из этого мира – если не на небо, то хотя бы туда, где я обрету покой, где все мои тревоги растают и мне больше не придется смотреть на гибель всех тех, кого я люблю. Хлоя так и стоит в снегу на коленях, не вынимая рук из карманов и тяжело дыша.

Борись, Хлоя, умоляю я. Пожалуйста, Хлоя, прошу тебя, ты должна. Постарайся.

И она словно слышит меня. Сделав невероятное усилие, она встает на ноги, отходит вправо, к крепкой толстой сосне, сползает в заснеженную яму у ее корней и сворачивается клубком.

12

Бесконечная ночь наконец рассеивается, черноту сменяют серые сумерки. Когда светает настолько, что мама может рассмотреть облачко пара, поднимающееся над ней при каждом выдохе, она откатывается от папы и с большим трудом распрямляется. Папа страшно бледен, и я вдруг пугаюсь, что он умер. Меня охватывает горе, но тут Мо, лежавшая с другой стороны от него, садится, и папа стонет. Я сглатываю слезы и вижу, как мама делает то же самое.

Раны, полученные при аварии, за ночь стали еще заметнее. Теперь, утром, совершенно ясно, что маме очень больно: у нее повреждены ребра, так что она не может разогнуться. Папино лицо распухло и посинело так, что его невозможно узнать. Его джинсы черны от крови, он едва дышит. Дядя Боб вытаскивает ступни Натали из рукавов своей куртки: он здорово придумал, иначе она наверняка обморозила бы себе пальцы ног. Он морщится от боли, приподняв свою поврежденную левую ногу: лодыжка сильно распухла и кажется раза в два толще правой.

У Кайла синяк на левой щеке и побаливает плечо: он крутит им, пытаясь отогнать боль. Других повреждений у него, кажется, нет. Все остальные – тетя Карен, Натали, Мо и Оз – в порядке, если не считать изнурения, жажды, голода и холода.

Дядя Боб на одной ноге скачет к двери и, взобравшись на край стола, распахивает ее. В фургон врывается морозный воздух. Дядя Боб довольно высокий, так что его голова торчит из фургона наружу, но с одной здоровой ногой он никак не может выбраться сам. Он нервно возится, пытается подтянуться на руках: ему явно нужно отлить.

Кайл встает на край сиденья рядом с дядей Бобом, сцепляет руки, подсаживает его и помогает выбраться на улицу.

– Тебе нужно в туалет? – спрашивает Кайл у моего брата.

Оз кивает, и Кайл говорит ему:

– Тогда иди сюда.

– И Бинго тоже, – говорит Оз.

– И Бинго тоже.

Мо чуть не плачет, видя, какую заботу проявляет Кайл.

Озу помогать не нужно. Он встает на край стола, с легкостью подтягивается и вылезает сквозь дверцу наружу. Кайл поднимает Бинго, и Оз тут же перехватывает его и вытаскивает на улицу. Кайл вылезает вслед за Озом и захлопывает за собой дверцу.

Мама осматривает папу. Она обследует его изувеченную ногу, проверяет пульс, а потом нежно – нежнее, чем когда-либо на моей памяти, – касается губами его губ.

– Я пойду за помощью, – шепчет она ему, проверяет карманы его куртки, вытаскивает перчатки и убирает их к себе в пальто.

Я на миг задумываюсь о том, откуда она узнала про перчатки и почему не надела их ночью, но тут же вижу ответ во взгляде, который она бросает на Мо. Та смотрит на дверцу, за которой только что скрылись дядя Боб, Кайл и Оз. Доверие. Мо сказала ей про перчатки. Они доверяют друг другу, но ни одна из них полностью не доверяет остальным.

Мужчины возвращаются. Кайл первым залезает в фургон и принимает Бинго из рук Оза. Затем они с Озом помогают дяде Бобу.

– Подожди там, Оз, – говорит Кайл. – Теперь очередь девушек, поможешь им вылезти.

Кайл по очереди подсаживает всех женщин, а Оз вытаскивает их наружу. Кайл каждый раз говорит: «Молодец, Оз», и мой брат расплывается в гордой улыбке.

Метель ярится уже не так сильно, как ночью. Ветер еще не стих, на улице морозно, но теперь ясно видны деревья и можно понять, где верх, а где низ. Тетя Карен и Натали быстро делают свои дела и спешат вернуться в фургон. Мама удерживает Мо за рукав. Оз стоит рядом, собираясь помочь им забраться обратно.

– Я пойду за помощью, – говорит мама.