В ногу! - [3]

А рыжеволосый мальчик бежал рядом с отцом и чувствовал себя бесконечно счастливым. Он не замечал насмешливых улыбок шахтеров, которые, спускаясь с холма, останавливались и глядели вслед этой забавной паре. А потом, когда шахтеры сидели перед кабаками на Главной улице, они с удовольствием вспоминали о встрече с обоими Мак-Грегорами. Из уст в уста передавалось чье-то остроумное словцо:

— Нэнси Мак-Грегор напрасно смотрела на своего мужа, когда зачала.

Отец с сыном поднимались на вершину холма. В голове мальчика роились тысячи вопросов, на которые он хотел бы получить ответ. Но, взглянув на суровое лицо молчаливого спутника, он сдерживал вопрос, который готов был сорваться с губ, храня его про себя и дожидаясь, когда отец уйдет в шахту и он останется один с матерью. Ему хотелось расспросить о детстве отца, о шахтах, о птицах, которые летают в поднебесье и почему-то при полете кружат, описывая в небе огромные овалы, и о многом другом. Он глядел на деревья, упавшие в лесу, и хотел знать, почему упали именно эти деревья и будут ли также падать остальные.

Перевалив через холм и пройдя сосновую рощу, молчаливая пара взбиралась на другой холм. Мальчик глядел на зеленую, широкую плодородную долину, и это зрелище казалось ему самым чудесным в мире. Его нисколько не удивляло, что отец приводил его сюда. Он садился наземь и то открывал, то закрывал глаза; вся его душа волновалась от сознания красоты, открывавшейся перед его взором.

А Мак-Грегор Взбалмошный, сидя на небольшом возвышении, неизменно совершал одну и ту же церемонию. Усевшись на бревно, он прикладывал обе руки к глазам, наподобие подзорной трубы, и начинал оглядывать долину, дюйм за дюймом, словно пытаясь отыскать в ней что-то потерянное. Иногда он минут десять, не отрываясь, рассматривал группу деревьев или реку в том месте, где она расширялась и где вода рябилась и сверкала на солнце. Улыбка начинала играть в углах рта Мак-Грегора Взбалмошного, он принимался потирать руки и бормотать бессвязные обрывки фраз, а однажды внезапно даже затянул какой-то заунывный мотив.

В первый раз, когда мальчику случилось сидеть с отцом на склоне холма, стояла весна и земля была покрыта дивной зеленью. На лугах играли ягнята, а в ветвях пели птицы. И везде: в воздухе, на земле и в воде быстрой реки — ключом била новая жизнь. Зеленая долина внизу, у их ног, была местами изрезана темно-бурыми полосами свежевспаханной земли. Животные бродили по лугам и, нагнув головы, щипали сочную траву. Вид фермы с красными амбарами и животворный запах земли разжигали воображение мальчика и будили дремавшее в нем чувство красоты. Он сидел на бревне в счастливом упоении от того, что мир, в котором он жил, был так прекрасен. Ночью, лежа в постели, он грезил о зеленых лугах, и в его представлении они смешивались с библейской легендой о райских садах, о которых рассказывала ему мать[5] Однажды ему приснилось, что он вместе с матерью перевалил через холм и стал спускаться в долину, но вдруг на их пути, на склоне холма, появился отец в длинном белом облачении и, размахивая пылающим мечом, погнал их назад.

Во второй раз, когда мальчик с отцом перешли через холм, стоял уже октябрь и холодный ветер хлестал им в лицо. Ветер гонял по лесу золотисто-коричневые листья, которые прыгали, как маленькие испуганные зверьки. Золотистым багрянцем горели также листья на деревьях вокруг ферм, и, золотисто-коричневая, стояла кукуруза на полях. Эта картина навеяла на мальчика грусть, и его охватила безумная тоска по зеленому блеску весенней красы; захотелось снова услышать, как поют птицы в воздухе и в траве на склоне холма.

И Мак-Грегор Взбалмошный тоже был на этот раз в другом настроении. Казалось, что теперь он радуется чему-то больше, чем тогда, весною. Он бегал вверх и вниз по холму, радостно потирая руки, а потом долго сидел на бревне и, улыбаясь, что-то бормотал про себя.

А когда они возвращались домой через темный лес, где под ветром шумели листья, мальчик страшно испугался. К тому же он сильно устал от ходьбы против ветра, дрожал от холода и чувствовал сильный голод. Он стал плакать; тогда отец взял его на руки и, прижав к груди, как мать младенца, понес домой.

Однажды, во вторник утром, Мак-Грегор Взбалмошный нашел свою смерть. Эта смерть запечатлелась в уме мальчика как нечто исключительно красивое, а воспоминание о тех обстоятельствах, которыми сопровождалась гибель отца, навсегда врезалось в его душу и наполнило ее тайной гордостью от сознания, что он сын такого человека.

Утром, в одиннадцатом часу, вверх по холму к домишкам рудокопов понесся крик: «Пожар в шахте!»

Паника овладела женщинами. В воображении они уже рисовали себе, как их мужья, подгоняемые ужасом смерти, мечутся под землей, прячась в узких коридорах. Мак-Грегор Взбалмошный, работавший в ночной смене, спал в это время у себя дома. Жена накинула платок на голову и, взяв мальчика за руку, побежала с ним вниз. В лицо им ударял холодный ветер, насыщенный снегом. Они бежали вдоль полотна железной дороги, спотыкаясь о шпалы, и наконец остановились на железнодорожной насыпи у входа в копи.