В небе Молдавии - [13]

Инженер полка - невысокий жилистый мужчина с большими натруженными руками. Морщинистое лицо его загорело и обветрилось на солнце. Он не строил из себя большого начальства, а ходил от самолета к самолету как опытный старший товарищ. Иногда Шелохович откладывал в сторону свою большую сумку и сам принимался помогать механикам.

Плохо было тем, кто допускал оплошность. Нет, Шелохович никогда не ругался. Но его сдержанные, спокойные замечания пробирали до костей.

- Разве так в авиации хранят инструмент? - увещевал теперь он кого-то. - Посмотрите, кругом грязь, масло, тавот!... А сумка - как у захудалого шоферишки. Н-да... Вот вам и материал для боевого листка, товарищ Грачев, обернулся он к Пете и, чуть улыбнувшись, добавил, - правда, пока единственный.

Грачев и Ротанов были у нас бессменными редакторами. Первый хлестко писал, второй отменно рисовал. Их меткие реплики, броские, запоминающиеся карикатуры надолго приклеивались к проштрафившимся, крепко задевали за живое.

Так, за нежелание работать на материальной части лейтенанта Дементьева прозвали "контра-гайкой". Началось все с комсомольского собрания, где бурно, по-деловому, обсуждался вопрос, как лучше и быстрее подготовить самолеты к лету. После долгих споров пришли наконец к выводу, что все летчики должны взяться за дело, что называется, засучив рукава. Кое-кому решение пришлось не по душе.

- Контрогаить, что ли? - иронически бросил лейтенант Дементьев. Хватит и того, что мы присутствуем на материальной части.

На следующий день к очередному боевому листку невозможно было пробиться. Меткий карандаш Ротанова нарисовал в самом центре листка огромный шплинт с человеческой головой. Все сразу узнали искривившую тонкие губы ехидную усмешку. Внизу красовалась надпись: "Контра-гайка". С тех пор во время полетов можно было услышать: "Внимание! В воздухе "Контра-гайка". И все понимали, о ком идет речь.

* * *

На нашем самолете работы уже закончились. Богаткин аккуратно сложил инструмент, зачехлил машину, и теперь моторист и оружейник наводили лоск на стоянке. Я помогал привязывать хвост к штопорным креплениям.

Подошел Шелохович. Улыбнулся.

- Ну, как тут у вас дела?

- Все в порядке. Самолет готов к вылету, - отрапортовал я.

- Посмотрите, товарищ инженер, - предложил Богаткин.

- Не надо. Верю вам.

- Так я мигом расчехлю... Вот...

Богаткин дернул за шнур, и самолет мгновенно расчехлился.

- Отлично, - восхитился Шелохович.

- Это мы с командиром придумали, - застенчиво проговорил Богаткин. Будет тревога - раз, и полетели.

- Молодцы! - Видно, инженеру это новшество понравилось. - Вот вам, Грачев, и второй материал для боевого листка. Золотые у них руки. Не мешало бы и другим экипажам перенять.

Шелохович поблагодарил за хорошую службу и двинулся дальше. И тут засуетился Богаткин. Он подозвал Германошвили, шепнул ему что-то на ухо. Тот барсом вскочил на плоскость, открыл боковой капот и подвел патронную ленту в зубчатку.

Заметив мое недоумение, Богаткин пояснил:

- Не удивляйтесь, командир. Не успели зарядить пулеметы, - хотелось показать Шелоховичу новинку. Не ради хвастовства, не думайте.

Я понимал, что это не пустое бахвальство, и промолчал. Ударили в рельс. Все потянулись на перекур. Курилка служила своего рода пунктом сбора и переработки различной информации. К ней, как магнитом, тянуло и курящих и некурящих. Здесь всегда можно было услышать свежую новость, до слез посмеяться над пикантным анекдотом, поговорить о делах насущных.

Начальство знало наше любимое место сборов, и потому не случайно именно около курилок на стендах вывешивались свежие газеты, боевые листки, графики соцсоревнования. Тут же был установлен питьевой бачок с кружкой, привязанной цепью.

Незадолго до нашего прихода Грачев и Ротанов повесили свежую стенгазету. Около нее сразу же столпились летчики. Все смеялись над карикатурой Ротанова.

- Вот так черномазик, - настоящий Шевчук! - гоготал кто-то. И действительно, рисунок очень напоминал нерадивого техника Шевчука, того самого, которому только что выговаривал Шелохович за грязный инструмент. Неряха был изображен гаечным ключом в широченных галифе. Выглядел он очень потешно. Даже сам Шевчук хохотал от души.

В курилке тоже стоял гомерический хохот. Летчики до упаду смеялись над анекдотом Лени Крейнина. Громче и раскатистее всех хохотали сам рассказчик и охающий Хархалуп.

Внезапно смех оборвался. Над аэродромом повис низкий протяжный гул. Со стороны города показались два неизвестных самолета. Над нами они резко снизились и, оставляя за собой дымок, свечой взмыли вверх. Воздух прорезал незнакомый, протяжный рев. Промелькнули точеные, как веретено, фюзеляжи, короткие, закругленные крылья. На крыльях мы с удивлением увидели красные звезды.

О том, что полк скоро получит новые самолеты, поговаривали уже давно, хотя начальство хранило это в строгой тайне: Командир полка внезапно куда-то уехал, прихватив с собой инспектора по технике пилотирования и командира первой эскадрильи; предполагали, что они отправились смотреть истребители, которые испытываются на заводах. Поэтому мы с радостью наблюдали за этой парой. Летчики сгорали от любопытства. Дежурный по стоянке даже забыл объявить о конце перерыва.