В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [208]

Сам М. И. достаточно скромно оценивал свой вклад в развитие науки. Нам же этот вклад видится выдающимся, потому что именно М. И. Нейштадт заложил теоретические основы большинства современных направлений палинологии, истории растительности и палеогеографии голоцена, исторической биогеографии Северной Евразии, изучения динамики природной зональности последних тысячелетий, палеоэкологических реконструкций, эволюционного болотоведения.

Ю. П. Баденков Владимир Сергеевич Преображенский (1918–1998)

Физикогеограф, д.г.н. (1966), профессор (1970), заслуженный деятель науки, академик РАЕН.

В Институте в 1947–1998 гг., зав. отд. физической географии, методологии исследования геосистем (1966–1987), зам. директора по научной работе (1975–1988)

Мой опыт руководства морскими экспедициями привел меня однажды к любопытному размышлению об управлении сложными научными организациями и коллективами. Если принять капитана судна за человека, ответственного за достижение поставленных целей и проводку корабля в неспокойном океане к конечному пункту, то эта работа во многом сродни работе директора академического института.

Директор института, как капитан, несет всю полноту ответственности за правильность выбранных научных проблем и приоритетов, адекватность методологических подходов, координацию исследований и достижение поставленных целей. Как правило, он имеет опыт административной работы и хорошо знает всю кухню управления и руководства коллективом. На флоте капитана иногда называют «обленившимся старпомом». При этом имеется в виду, что капитан (или мастер) не стоит на вахте, освобожден от многих рутинных обязанностей управления судном. Но не зря его каюта расположена ближе всех к навигационному отсеку и мостику, куда, если того потребуют обстоятельства, он может выйти в любое время суток чтобы принять правильное решение. Его авторитет непререкаем. Он не осуществляет «ручного управления» – для этого существуют другие люди и службы – но он в ответе за все на судне.

При такой модели управления, заместитель директора по научной работе, при определенных допущениях, соответствует штатной должности старшего помощника капитана. В обязанности последнего входит постоянный контроль за правильным курсом, соблюдением правил и норм безопасности, состоянием и благополучием команды. Он координирует деятельность других подразделений и служб. Для капитана он является самым доверенным лицом, ответственным за повседневное управление кораблем. Он, если угодно, является рабочим инструментом управления, обладает большой властью и возможностями. От его эффективного управления зависит успех и безопасность плавания. Но при одном важном условии – он должен иметь абсолютное доверие капитана. И наоборот.

С Владимиром Сергеевичем Преображенским я познакомился в 1981 году, когда после окончания своей работы в Тихоокеанском институте географии пришел по приглашению академика И. П. Герасимова в ИГАН и был назначен на должность ученого секретаря. Мы так не договаривались. Работа в отделе географии почв в качестве старшего научного сотрудника вполне соответствовала моим желаниям. Для меня, привыкшего к самостоятельности заведующего лабораторией и полевой вольнице, работа ученого секретаря казалась полной жизненной катастрофой. После океанских рейсов – в замкнутое пространство крохотного заваленного бумагами кабинета и бесконечную рутину составления планов и писания отчетов – такой переход был слишком контрастен!

Кроме того, я сразу же попал в жесткую хватку Владимира Сергеевича, который знал о научной деятельности Института и его сотрудников буквально все. Мало того, он знал характеры и привычки всех сотрудников – от выдающихся профессоров и докторов наук до скромных молодых менеэсов и лаборантов. Он знал все приводные механизмы функционирования Института и родственных институтов Отделения океанологии, Физики атмосферы и др. Короче, он знал все. И чувствовал себя в этой среде так же уверенно и естественно, как…старпом на корабле, плывущем среди коралловых рифов где-нибудь в южных морях… Естественно, и требования к своим подчиненным – а я непосредственно попадал в их число – были весьма жесткими. Не могу сказать, что мне все это очень нравилось, но я честно старался. В каком-то смысле, мне снова повезло, поскольку это была новая школа обучения мастерству и не где-нибудь, а в головном Институте географии – тогда такая иерархия была четко установлена в академической системе.

Владимир Сергеевич был требовательным, но терпеливым учителем. Кроме того, меня поражала его энергия и жадность к новым идеям и подходам. Идеи конструктивной географии, экологии человека, ТерКСОПов, модельных регионов – все эти инициативы проходили в Институте при его самом непосредственном участии. На мой взгляд, он меньше интересовался отраслевыми дисциплинами – палеогеографией, геоморфологией или почвоведением (на этом поле безусловным лидером был Иннокентий Петрович Герасимов), но зато он был ярым проводником интеграционного потенциала географии. И еще он был безусловным патриотом Института географии и отстаивал его интересы безо всяких сомнений – твердо, а порой и агрессивно. Он был кровь от крови, плоть от плоти игановцем!