В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [200]
Крым, школьные годы.
Заместитель директора, 1954-1961 гг.
Деликатность, сила и независимость, теплота, неравнодушие, требовательное отношение к достоверности сообщаемых фактов – об этих важнейших чертах личности Эдуарда Макаровича, памятных мне и многим из нас, я хотел сказать прежде всего.
Дополню этот рассказ двумя высказываниями Мурзаева о самом себе. Говорил он о себе очень редко, а если писал о своих путешествиях, то отстраненно, избегая оценок своей работы. Пожалуй, он вообще почти не употреблял прилагательных в превосходной степени. Заголовком к одной из книг о своих экспедициях поставил: «Путешествия без приключений и фантастики».
Одно из его запомнившихся высказываний о себе самом окрашено характерной иронией. Однажды, сидя в кабинете Эдуарда Макаровича, я наивно спросил: «Как Вам удается делать так много?» Улыбнувшись, он ответил: «Самое важное – это встать с дивана». Видя мое недоумение, добавил: «Книги я часто читаю лежа. Вот нахожу что-то интересное. И тут нужно встать, взять карточку, записать на ней все необходимое и положить ее в нужный ящичек. Вот и все».
Между прочим, библиографические карточки он очень любил. Выходил на трибуну с их небольшой стопкой. Там в задуманном порядке были собраны факты, нужные цитаты. На эти карточки от времени до времени посматривал и перекладывал их, как листают теперь страницы компьютерной презентации. Так он выступал с большими и сложными докладами, всегда насыщенными и убедительными.
И еще одно высказывание Эдуарда Макаровича о себе. Это чудесная, выразительная цитата из его книжки «Путешествие в жаркую зиму», из последней главки «Золотая рыбка»: «Много лет назад ко дню рождения я получил подарок – ленинградскую авторучку. На ее противоположном от пера конце в прозрачном колпачке плавает крошечная золотая рыбка. Я с удовольствием пользуюсь этой ручкой, привык к ней, и она всегда верно помогает в работе, которая почему-то не кончается, а толпится очередью. Признаться, я и не хочу, чтобы она исчерпалась.
Может быть, с золотой рыбкой мы остались друзьями и никогда не ссорились потому, что я не просил ее об исполнении несбыточных желаний, не оскорблял ее достоинства нескромными требованиями».
Лучше о характере Мурзаева не скажешь. А я только старался оживить некоторые памятные мне штрихи к его портрету.
В шутке Эдуарда Макаровича о «самом важном» – его все уже упомянутые черты. Но скажу еще об одной. Вот удивительная книжка Льва Семеновича Берга – о науке и ее смысле – «Номогенез, или Эволюция на основе закономерностей» (1922). Эту книжку Мурзаев купил в студенческие годы в Петербурге. Он тогда слушал лекции Берга. Мне довелось слушать Эдуарда Макаровича – и в залах заседаний, и у него дома, уже на улице Дм. Ульянова. И однажды после разговора о номогенезе Берга Эдуард Макарович эту книгу мне подарил. Кстати, она есть в нашей библиотеке.
Свою небольшую книжку о Берге Эдуард Макарович назвал тремя словами «Жизнь есть деяние». Слова эти характеризуют жизнь и Берга, и автора.
Будем помнить об их деяниях. Будем стараться оберегать «дней связующую нить».
А. Д. Арманд
Рисунок А. Д. Арманда.
Урок Мурзаева
В самоуверенные годы аспирантуры я как-то влетел в кабинет заместителя директора Института:
– Эдуард Макарович, подпишите, пожалуйста.
Мурзаев внимательно прочел протянутую ему бумагу.
– Присядьте, пожалуйста. К кому это письмо?
– В соседний институт с просьбой разрешить пользоваться их библиотекой.
– Ну, разве просьбы так пишут? Неизвестно кому. Как зовут директора института?
– Не знаю.
Мурзаев порылся в справочнике и вписал своей рукой: «Глубокоуважаемый Иван Степанович».
– Теперь дальше. За какие такие Ваши заслуги, прошлые или будущие, он допустит Вас в хранилище своего института?
Эдуард Макарович терпеливо выслушал мои объяснения, для чего я стремлюсь в чужую библиотеку и на свободном месте письма добавил: «В Институте географии в соответствии с планом научных работ проводится исследование геоморфологии и геологии рыхлых отложений Севера Европейской части СССР. Можем ли мы рассчитывать на помощь Вашего Института имеющимися у Вас печатными и фондовыми материалами по указанной теме?»
В конце моего послания рядом со своей фамилией и должностью Эдуард Макарович приписал: «С глубоким уважением».
Возвращая мне письмо для внесения исправлений, этот корифей отечественной науки слегка смущенно произнес:
– Простите меня за этот урок бюрократии.
С тех пор официальные послания, написанные «по Мурзаеву» неизменно приносят мне успех.
М. А. Вайсфельд
Андрей Александрович Насимович (1909–1983)
Биогеограф, эколог, д.г.н. (1953). В Институте в 1963–1983 гг.
Не часто встречаются люди, которые с первых мгновений знакомства и общения покоряют вас раз и навсегда. Поначалу и не поймешь даже, чем этот человек пленил вас: широко распахнутой душой, мягким обаянием, трогательной доброжелательностью, нравственной чистотой, кристальной честностью или еще чем-то, что по праву можно и нужно назвать интеллигентностью в ее изначальном значении. Именно таким человеком был Андрей Александрович Насимович.
Андрей Александрович пришел в Институт в 1963 г. В лаборатории биогеографии (тогда – отделе) в то время трудилась плеяда выдающихся ученых: А. Н. Формозов, Ю. А. Исаков, С. В. Кириков, Д. В. Панфилов, О. С. Гребенщиков, К. С. Ходашова. Все они сразу и навсегда прониклись к нему искренним уважением, почитанием и любовью. Так же стали относиться к Андрею Александровичу и пришедшие в коллектив несколько позже молодые специалисты: О. Н. Шубникова, Р. И. Злотин, А. А. Тишков, Н. Г. Царевская, Н. С. Казанская, М. В. Глазов и автор этих строк.
