В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [101]
Виктор Михайлович в основном сидел в Покровке и «доставал для Гриши черта из преисподней». Но когда он приезжал, на станции воцарялся праздник. После семейного ужина четверо садились за круглый стол и начинали играть в домино. При этом Виктор Михайлович постоянно шутил, говорил гадости и его жена, красавица Клавдия, ругалась, обзывая его «Витька, черт, замолчи». Авсюк доставал какую-нибудь книгу и читал стихи или рассказывал историю Киргизии.
Когда снег подтаял, Маргарита Ивановна со своим сеттером Кузей стала выходить на прогулки вверх по долине Чон-Кызал-Су. Шла она медленно, заложив руки за спину, обдумывая очередную научную статью о снежных лавинах и денудационных процессах на склонах гор. А сам дядя Гриша в это время либо охотился на зайцев в Кара-Баткаке, либо ловил горную форель в реке. И тоже обдумывал научные статьи. Очень ему хотелось дать киргизам побольше воды на поля.
Но вот наступило лето. Из Москвы в Покровку стали прибывать сотрудники Института и студенты географического факультета МГУ. И все на станцию. Только Лисичка осталась в Покровке и продолжала ездить в свой сай на Красных глинах.
В конном маршруте. Справа Р. П. Зимина, 1948 г.
Еще одно правило было у Авсюка: все сотрудники, невзирая на должность и возраст, встречались Федор Ефимычем в аэропорту Фрунзе или на вокзале. Для одиночек или пар в экспедиции была легковая машина ГАЗ-47, наподобие американского «Виллиса». Ну, а если ехала группа человек пять-восемь, то «полуторка».
Да. Перед этим на станции было событие сравнимое только с приездом Авсюка. Весь табун лошадей, в тридцать голов, был пригнан на станцию на летние пастбища и для работы. Пасся табун на ближайших полянах, и тот самый Тюлемыш в шесть утра пригонял табун на станцию, и начинались тщетные попытки загнать всех лошадей в загон и там вылавливать по одной. Но кони застоялись за зиму в конюшне в Покровке, отъелись на собственном сене и овсе и всю работу пытались превратить в игры. В загон не шли, несмотря на живой пример в лице Орлика и Машки, и начинались бешеные гонки и скачки по территории станции. Рабочие станции вскакивали на своих лошадей и неслись в погоню за беглецами. Но все потом вылавливались, седлались, на спины взгромождались сотрудники экспедиции и каждый ехал на свою работу.
После того как табун поселился на станции, прибывающих сотрудников Федор Ефимович доставлял на одной из трех машин в лесхоз, а туда к назначенному сроку рабочие, и всенепременно Тюлемыш, пригоняли верховых и вьючных лошадей. Пешком никто не шел. Каждому доставалось по коню или кобыле.
Вот прибыл огромный отряд Евгении Александровны Дороганевской. Авсюк что ли специально подбирал сотрудников под свой рост? Дороганевская была неслыханно высока. Она привезла с собой с полдюжины девиц. Отряд занимался ботаникой. И начался сбор цветов, стебельков, листиков и корешков. Все это взвешивалось, сушилось, опять взвешивалось и укладывалось в ботанические специальные папки с сеткой вместо обложки.
Кругом по долине были экспериментальные площадки, на которые запрещалось заходить и заезжать. Киргизские чабаны, пасшие скот в долине, были предупреждены, они бережно относились к научным экспериментам, привозили на станцию мясо и кумыс, а взамен клянчили чего-нибудь. Патроны, естественно и «бельбет». Киргиз без «бельбетовых» галифе был не киргиз.
Приехала Римма Петровна Зимина, жена самого будущего академика Герасимова, который стал директором Института после Григорьева. Она приехала с лаборанткой Майей Мерковой. Эти две почтенные дамы представляли науку зоологию и занимались мышами. Все долины были уставлены мышеловками, живоловками, сачками, сетками, ловушками, давилками. Утром совершался длинный обход всех этих устройств, пойманных живых мышей сажали в клетки, мертвых раскладывали на столе рядами, животами верх и начинали препарировать. Но сначала взвешивали. Потом взрезали ножницами животы, вынимали все внутренности и скальпелем вырезали поочередно все органы и взвешивали. Мышей на столе одновременно лежало до полусотни. Эта живодерня работала все лето и вызывала у других сотрудников брезгливую гримасу.
Прибыла Ирочка Былинкина. В соответствии со своей фамилией она была тоже ботаник, но ботаник одиночка. И занималась исключительно цветами и растительностью в альпийской зоне. Потому лазила всегда выше леса, уже ближе к ледникам. Притаскивала рюкзак травы и, как и девицы Дорогоневской, осторожно пинцетом все разбирала, раскладывала по видам и, без всякого взвешивания, каждую травинку, каждый цветочек перекладывала бумагой и складывала в ту самую ботаническую папку для просушки.
Авсюк же, вместе с Клавдией и женой Гулей, ну и конечно с «Витькой», отбыли на все лето в большой маршрут по ледникам Терскея и следующего хребта Ак-Шийрак. Они забрали с собой Орлика и Машку. Табун осиротел. Вообще перестал подчиняться. А так табуном руководили два осла. Смешно, правда?
За немногие годы существования станции Авсюк успел провести фототеодолитную съемку большинства ледников Терскея и Ак-Шийрака. Планировалось по истечению пяти лет (а оставалось год-два), провести повторную съемку ранее отснятых ледников и таким образом получить скорости движения. Добрался Авсюк и до центрального Тянь-Шаня. Снял гигантские ледники Южный и Северный Иныльчек, спускающиеся с пика Победа и Хан-Тенгри, ледники Медвежий и Семенова. Добрался и до пограничного хребта Кок-Шаал-Тау. Хребта, который состоит почти из одних шеститысячников.
