В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [99]
Перевал был очень труднопроходимый, потому славился как контрабандистский. Контрабанда шла с Иссык-Куля, где выращивался в гигантских масштабах опийный мак, а из Китая везли ширпотреб, ну, и, может быть, кое-чего еще. Например, чай!
Последний караван с контрабандой из сорока верблюдов и лошадей шел через перевал Ашу-Тер в 1938-м году. Но как только караван прошел перевал и стал спускаться по леднику в долину, налетела пурга. При нулевой видимости караван попал в зону трещин, прямо на ледопад, и полностью погиб. Кто упал в трещины, кто просто замерз на леднике. А потом, через десяток лет трупы и тюки стали вытаивать на языке ледника. Это, во-первых, дало возможность Авсюку сразу прикинуть скорость движения льда, а во-вторых, породило легенду, что Авсюк нашел на леднике сундук с золотом и на эти деньги построил станцию.
На станции в Покровке я сразу обратил внимание на постройки в форме буквы «П», откуда доносилось радостное конское ржание. Елена Робертовна, с первого дня расположившись ко мне, объяснила, что это конюшня, где стоят экспедиционные лошади в количестве тридцати штук. На них верхом ездят сотрудники в маршруты. У экспедиции было свое подсобное хозяйство, где заготавливали сено для лошадей.
На базе в Покровке часто появлялись люди, приехавшие с какой-то загадочной станции, которая располагалась где-то высоко в горах. Люди приезжали верхом, и лошади их часто были в мыле от бега, на что сильно ругались «Витька» и рабочие. Путь со станции до Покровки занимал четыре часа. И, не дай Бог, кому-нибудь вслух похвастаться, что он установил новый рекорд и домчался за три с половиной часа. Этот герой тут же получал взбучку за издевательство над лошадьми и отлучался от верховой езды. «Будьте любезны, пешком», – говорил Виктор Михайлович.
Был сентябрь 1951-го года. Экспедиция уже работала третий год. В квартале от Колхозного переулка до реки Чон-Кызыл-Су, в каждом доме квартировал кто-нибудь из сотрудников. Только Авсюк старший жил во времянке прямо на территории базы. Меня с матерью временно поселили в бане, а через несколько дней, и все так же «временно», мы были вынуждены поселиться в палатке в саду базы под огромной яблоней. Яблоки, алма-атинский апорт, величиной с кулак Федора Ефимовича Лишенкова, зрели и падали на крышу палатки. В этой палатке мы дожили до Покрова дня, когда на Покровку выпал первый снег.
Мама близко сдружилась с четой ботаников Соболевых и Еленой Никифоровной Лисичек, которую все называли ласково «Лисичка». Ежедневно, утром она выезжала верхом с рабочим на какие-то загадочные Красные глины. Елена Робертовна объясняла мне, что это из-за них в реке такая грязная красная вода, и что по-киргизски Чон-Кызыл-Су, означает Большая красная река.
В центральном корпусе базы, была бухгалтерия, кабинет «Витьки» и фотолаборатория. В фотолаборатории работала высокая, сутулая Мария Петровна Смирнова. Почти слепая она хорошо видела при красном свете. Проявляла всем пленки и пластинки. Авсюк вел большие фототеодолитные работы по съемке окружающих ледников. Мария Петровна любезно предоставила мне возможность побывать в фотолаборатории и прослушать лекцию по фотоделу. Вообще, все сотрудники экспедиции были крайне любезны и доброжелательны друг к другу и ко всем остальным.
В школу, в которую меня пытались спровадить сразу по приезде в Покровку, я не ходил. Эксперимент по обязательному всеобщему образованию закончился провалом. Спровоцировала этот провал Маргарита Ивановна Иверонова. Она сказала, что нечему учиться в Покровской школе и что я буду учиться на станции. Сама Маргарита Ивановна обещала учить меня немецкому языку и математике, дядя Гриша географии и разным прикладным наукам, вроде физики. А вот собственная моя мама взялась заставлять изучать меня русский язык, литературу и писать диктанты.
На зиму остались только «Витька», Авсюк старший, сам дядя Гриша Авсюк с женой и я с мамой. А в марте 1952 года все перечисленные, плюс четыре рабочих и несколько вьючных лошадей выехали из Покровки вверх по долине Чон-Кызыл-Су.
У самой кромки леса в долине стоял лесхоз. Здесь валили лес для построек домов в Покровке. На территории этого лесхоза была перевалочная база экспедиции. До этой базы доходила машина. Федор Ефимович Лишенков, на это раз на грузовике ЗИС-5, привез основной груз. Здесь его распределили на вьючных лошадей, и караван двинулся еще по зимней тропе вверх по долине. В лесхозе мы познакомились с весьма оригинальным киргизом Тюлемышем. Тюлемыш был экспедиционный конюх и жил в избушке напротив станции. А станция в десяти километрах от лесхоза. Тюлемыш с нетерпением ждал прибытия Авсюка, потому что дядя Гриша привозил ему из Москвы модный тогда вельвет, который Тюлемыш называл «бельбет», чай и патроны к малокалиберной винтовке. Тюлемыш был охотник и снабжал станцию мясом горных козлов.
Долина Чон-кызыл-су. Справа внизу – первые постройки станции.
Станция в начале 1950-х годов.
На полпути между лесхозом и станцией было место, с громким названием курорт Джилы-Су. В простонародии «Ключи». Сероводородные горячие источники. Две деревянные избушки и в них деревянные ванны. Можно принять лечебные процедуры. Запах, правда, сероводородный, но вода приятная, даже горячая. Когда гнали караван вьючных лошадей, здесь не останавливались. Но рабочие шли на хитрость. Караван поручали киргизу Тюлемышу, который не мылся никогда, а сами блаженствовали в сероводороде. Потом налегке догоняли караван.
