В мгновенье ока - [57]

Самым веским аргументом в этом противостоянии оказался дробовик. Стоило разок пальнуть – и сад на целую неделю оставили в покое. Зато потом…

Кто-то пришел среди ночи и совершил зверство.

Без лишнего шума этот варвар обрезал нижние ветки и спилил крону.

– Жалкие завистники, проклятые убийцы, – рыдал Фентрисс.

Птицы исчезли.

Унеся с собой блестящую карьеру Амадея Второго.

– Блэк! – взвыл Фентрисс.

– Да, дружище? – откликнулся Блэк, глядя в унылое небо, которое совсем недавно скрывала зелень.

– Где твоя машина?

– Только что была здесь.

– Поехали!

Но поиски не дали результата. Одно дело – найти сбежавшую собаку или снять с телеграфного столба домашнюю кошку. И совсем другое – отыскать в неведомых кущах многобрачие вольных певуний весны, любительниц сладких зерен, да еще убедить их, что в клетке веселей, чем на ветке.

Но друзья все равно спешили от дома к дому, от сада к саду и, притаившись, ловили каждый звук. Стоило им на мгновение обрадоваться, заслышав отдаленное подобие «Аллилуйи» в пении иволги, как они вновь погружались в серые воробьиные сумерки безысходности.

После долгих скитаний по бесконечным лабиринтам улиц и скверов один из двоих, Блэк, решился закурить трубку и высказать свое предположение.

– Ты, случаем, не задумывался о временах года? – произнес он, скрывшись за облаком табачного дыма.

– Что? О временах года? – взвился Фентрисс.

– Я вот о чем: в ту самую ночь, когда мы лишились и дерева, и певчих пташек… сдается мне, в ту самую ночь грянули первые осенние заморозки.

Фентрисс стукнул себя кулаком по лбу.

– Ты хочешь сказать…

– Твои пернатые музы в срок покинули свое пристанище. Наверно, их стая сейчас пролетает где-нибудь над Сальвадором.

– Если, конечно, это перелетные птицы.

– А у тебя есть сомнения?

Повисла еще одна мучительная пауза, и кулак Фентрисса снова молотом опустился на голову.

– Значит, я в полном дерьме!

– Вот-вот, – поддакнул Блэк.

– Дружище! – воззвал Фентрисс.

– Чем могу служить, сэр?

– Поехали домой.

Это был долгий год, это был краткий год, это был год, вобравший в себя и надежды, и приливы отчаяния, и порывы вдохновения, но Фентрисс про себя называл этот отрезок жизни «Повестью о двух городах»59; оставалось только узнать, где находится второй город!

Глупец, упрекал он себя, как же я не сообразил, не принял в расчет, что мои певуньи осенью будут стремиться на юг, а весной возвращаться на север, где опять зазвучит a capella60 их слаженный хор.

– Ожидание сведет меня с ума, – жаловался он Блэку. – Да еще эти звонки…

Вот и сейчас в комнате дребезжал телефон. Фентрисс снял трубку и заговорил, словно с неразумным ребенком:

– Слушаю. Да. Конечно. Скоро. Когда именно? Очень скоро. – И повесил трубку. – Ну, что прикажешь делать? Это из Филадельфии. Требуют еще одну кантату, и чтоб не хуже первой. С самого утра звонили из Бостона. Накануне – из Венской филармонии. Я всем отвечаю: скоро. Когда? Одному богу известно. Помешательство какое-то… Где они сейчас, эти ангелочки, что утешали меня своим пением?

Он смахнул на пол стопку атласов и метеорологических карт Мексики, Перу, Гватемалы и Аргентины.

– Наверно, улетели далеко на юг? Неужели мне отправляться за ними следом? Но куда: в Буэнос-Айрес или в Рио, в Масатлан61 или в Куэрнаваку62? А там что? Бродить со слуховым рожком? Стоять под деревом, пока меня не обгадят с головы до ног? Аргентинские критики надорвут животы, если я буду с закрытыми глазами торчать в роще, ожидая каких-то мелодий и недостающих аккордов. Не дай бог, кто-нибудь прознает о цели поездки, об этих поисках – из меня сделают посмешище. Да и то сказать: в какой город направить стопы? Какое выбрать дерево? Такое же, как в моем саду? Вдруг они ищут ночлег в похожих местах? Или в Эквадоре и Перу подойдет любая крона? Видит бог, можно месяцами теряться в догадках и вернуться домой ни с чем, разве что с остатками птичьей трапезы в волосах и зловонными кляксами на пиджаке. Что мне делать, Блэк? Подскажи!

– Ну, прежде всего… – тут Блэк набил трубку, раскурил ее и выдохнул благовонный дым, – …следует выкорчевать пень и посадить новое дерево.

Во время этой беседы они кружили вокруг древесного обрубка и стучали по нему ногами, словно дожидаясь ответа. Но теперь Фентрисс остолбенел, даже не опустив ступню на землю.

– Повтори, что ты сказал?

– Я сказал…

– Разрази меня гром, ты гений! Дай тебя поцеловать!

– Нет уж, избавь! Обнять – еще куда ни шло.

Фентрисс пылко сжал его в объятьях.

– Вот что значит настоящий друг!

– А ты как думал?!

– Надо принести лопату и заступ.

– Ты сходи, а я тут подожду.

Не прошло и минуты, как Фентрисс прибежал с лопатой и топором.

– Может, подсобишь?

Блэк затянулся и выпустил кольцо дыма:

– Ты пока начинай.

– Сколько придется выложить за взрослое дерево?

– Думаю, немало.

– Но если я его посажу, птицы точно вернутся?

Блэк снова выдохнул дым.

– Возможно, что-нибудь из этого и выйдет. Часть вторая: «В самом начале» Чарльза Фентрисса или что-нибудь в этом роде.

– «В самом начале» или, к примеру, «Возвращение».

– Тоже красиво.

– Или… – Фентрисс ударил пень топором. – «Возрождение». – Он ударил вновь. – «Ода к радости». – Еще удар. – «Весенний урожай». – И еще раз. – «Пусть отзовутся небеса». Как тебе последнее, Блэк?