В лесах Карелии - [26]

Ковалев звонит в диспетчерскую Ермакову:

— Есть на ледянке кто-нибудь с возом или порожний?

— Кулагин тащит восемь груженых. Вуоринен повел шестнадцать порожняка, полчаса назад выехал, — отвечает встревоженно Ермаков.

— Надо задержать Кулагина, все равно не дотащит, начнет состав на части рвать. Повернуть бы его на помощь Вуоринену, тому тоже при такой чертовщине с шестнадцатью порожними тяжело. Где Ховринов, не знаешь?

— Только что здесь был. А как, Сергей Иванович, Кулагину сообщить? Может, лошадку дадите, я бы по-быстрому...

— Подожди, позвоню...

В мехцех к Юрову:

— Александр Васильевич, Ховринов не у тебя?

— Вот вместе сидим, — отвечает главный инженер, — обсуждаем, что делать. Посылать сейчас снегоочистители вроде бесполезно, сразу снова забьет...

— Именно сейчас, Александр Васильевич, голубчик, — кричит в трубку Ковалев, — именно сейчас! В этом наше спасение, только в этом. Направляй немедленно оба снегоочистителя с интервалом в тридцать минут. Если не будем всю ночь чистить — после пурги несколько дней лес возить не сможем, всем леспромхозом дорогу расчищать придется. И вели Копперу еще два очистителя сделать, впереди февраль.

— Может, и так, — бубнит на том конце провода Юров. — Всю ночь ездить с очистителем — не сможет сильно забить.

— Катайтесь с очистителем по грузовому ходу, по грузовому, — продолжает подсказывать директор, — а холостой ход пошли парочку газгенов проминать, тоже пусть всю ночь катаются. Сейчас не в вывозке счастье. Надо так сработать, чтобы к концу метели у нас была в порядке дорога и весь порожняк на верхнем складе загружен. Тогда мы за одни сутки ночную недодачу перекроем. Согласен?

И потом — на конюшню:

— Кульяшкин, ты? Здорово, Ковалев говорит. Кобылу к конторе!

Какая она умница — лошадь. Бежит в этом снежном месиве, в этой кромешной темноте, и ни на минуту не сбивается с дороги. Ее не пугают ни вой ветра, ни обрушивающиеся со всех сторон потоки снежной пыли.

Через час директор встретился с Кулагиным. Тракторист старался расцепить состав и увезти хотя бы трое саней.

— Брось, Кулагин, — остановил его Ковалев, — не трать время. К утру прочистят дорогу, тогда и увезем весь состав сразу. Давно Вуоринен проехал?

— Минут двадцать, не больше. Тяжело ему, не дотащит всего порожняка. Сильно дорогу забивает.

— Вот, вот, — согласился Ковалев, — правильно говоришь, не дотащит. Поэтому, голубчик, отцепляйся от состава, догоняй Вуоринена, забирай у него половину порожняка и топай обратно на верхний склад.

— Но, Сергей Иванович, я ведь уже... и есть хочется, часов семь не евши... — вяло запротестовал Кулагин.

— Вуоринен без харча не поехал. Поделится. Заворачивай, не то дело пострадает.

На верхнем складе творилось свинство: порожняк, привезенный еще вечером, не был загружен даже наполовину. У большого костра сидело и стояло несколько десятков грузчиков. Тут же работал на холостом ходу дизельный трактор. На капоте стоял Хеглунд. Извиваясь во все стороны своим тощим туловищем, отчаянно размахивая руками, он сверху изрыгал на грузчиков поток проклятий на русском, финском и шведском языках.

— Не есть вы сознательный советский рабочий... Так вашу мать! Вы есть лодырь и паразит! Я буду рассказывать про ваш забастовка в клубе перед кино... Вы хотите лежать на печке и выполнять план? Нитчего не выйдет!

С грехом пополам уняв разбушевавшегося Хеглунда, директор спросил мастера Воронова, что происходит на окладе.

— Снег с таким ветром прямо в лицо, Сергей Иванович, глаз открыть невозможно. Грузчики хотят домой уходить, говорят — потом отработаем.

Если бы этот вопрос рассматривался в тиши кабинетов юридических инстанций, то действия грузчиков наверняка были бы оправданы. Есть такое понятие: актированный день. Ветер здесь хотя и не так бушевал, как на открытом болоте, но снежное месиво, хлеставшее в лица грузчиков, действительно, не подарок.

Все понимал директор. Но перед его глазами были не загруженные лесом сани, он помнил о порожняке, который тащили сюда Вуоринен и Кулагин... И на фоне этого — сидящие у костра грузчики. И обязательный срыв графика назавтра.

«Как же они так могут? — металась в его голове мысль. — Где же у них совесть? Какое же это к чертовой матери лесное производство, если люди при первой же метели будут поднимать руки вверх! Нет, они просто не понимают, что делают...»

Директор подошел к костру. Он внимательно, насколько позволяло метавшееся пламя, посмотрел в лица грузчиков. Выражение их было сердитое и выжидающее.

— Здравствуйте, товарищи.

— Здравствуйте... — нехотя ответило несколько голосов.

— Значит, говорите, — еле сдерживая себя, начал Ковалев, — работать нельзя? Ветер со снегом прямо в лицо? А сейчас по ледянке, по голому болоту, ездят на тракторах главный инженер Юров, мастер Ховринов, семь трактористов со сцепщиками — им всем ветер не в лицо, а в задницу дует?! Так, по-вашему?

Ковалев сделал паузу. Рабочие молчали.

— Хеглунд прав, — перешел на крик не сумевший справиться с собой директор, — лодыри вы и паразиты! Вам хочется, чтобы снова сели на авансы, чтобы снова не было денег выкупить продукты? Видите ли, они зимой снега испугались! Домой собрались, они потом отработают... На черта сдалась мне ваша отработка! Не сделаем сегодня — прогорим завтра. Поняли? Мне нужно, чтобы через час все эти сани были погружены. Вуоринен и Кулагин ведут еще шестнадцать комплектов, их надо погрузить к утру. Вот что надо сегодня — кровь из носу! Разводи костры у каждого деррика! Десять минут на это дело. Да сушняка не жалеть, чтобы по всему складу светло как днем было!