В лабиринтах вечности - [31]

— Вот, ложись, спи, рожать тебе ещё рано. И не кричи, терпи! — сказала и уковыляла, тяжело припадая на одутловатые ноги.

Белла опустилась на кровать, серебристые капельки стекали по щекам. Плакала то ли от боли, то ли от обиды, то ли от одиночества — в этом поселковом роддоме сегодня она одна. И так ей было одиноко, так горько!

Раньше она думала, что когда она будет рожать, то весь мир, затаив дыхание, замрет в ожидании: «Как же там у нее? Что? Как?» Но оказывается, мир не замер, и никто не стоит под окнами, и любимый где-то далеко! И она совершенно одна! Одиночество придавало её слезам горький привкус…

III

Ночью Сергей долго не мог уснуть — терзали кошмары. Смутные предчувствия и видения хороводили в воспалённом мозгу и никак не покидали его. То колоссы Рамсеса гонялись за ним, стремясь раздавить его, а он все увёртывался от них и пытался бежать, но ноги от страха словно врастали в землю. Он силился кричать, его крик тонул в ртутном мареве раскаленного солнца. То мумии с пустыми глазницами, как бабочки вились вокруг него и, расставив руки с белыми свисающими бинтами, старались поймать и обмотать этими погребальными лентами. От их прикосновений он вздрагивал, как от прикосновений к оголённому электрическому проводу. И он опять пытался бежать, но мумии настигали его и, обматывая с ног до головы бинтами, душили, заглядывали ему в лицо черными глазницами, дико смеясь…

Задыхался, отбивался от них, на какое-то время ему удавалось вырваться, но мумии вновь настигали его.

Он уже совсем выбился из сил — кольцо из мумии все больше сжималось — они, вытянув вперед руки, шевеля скрученными пальцами, уже почти дотягивались до его шеи, мерзко шипели пустыми ртами…

Вдруг вдали, появилось светлое пятно, и оно на мгновение отвлекло их внимание.

Казалось, это светлое пятнышко старалось спасти его! Разъярённые мумии, увидев новую жертву, рыча, бросились к ней, и Сергей с облегчением вздохнул. Он уже было собирался бежать прочь, пока мумии не вспомнили о нем снова, но что-то его остановило — силуэт белого пятна показался ему знаком. Он напряг зрение, пытаясь увидеть, кто же так заинтересовал мумий, кто же пожертвовал собой ради него? Но ничего не видел, кроме отдалённых очертаний. Но кого? Кто это был? До рези в глазах, пытаясь различить хоть малую толику, всматривался в это существо, но, видел лишь отдельные, нечёткие линии. В какой-то момент ему почудилась арабская женщина под прозрачной белой чадрой.

«Странно, — подумал он, — я ее не знаю! А она ради меня…»

Но всё же что-то в этом силуэте было до боли знакомо… что-то родное… очень-очень знакомое, но что?

Мумии с рёвом набросились на новую жертву и в мгновение превратили её в такую же мумию…

«Новоиспеченная» мумия тихо заплакала. Сергею стало жаль её и так горько на сердце, так жаль эту бедняжку, что пожертвовала собой ради него, что он не выдержал и сам разрыдался. Рыдая, он подходил к ней всё ближе и ближе, протягивал руки, хотел дотянуться, сорвать с лица бинты. Но руки не слушались его, безвольно повисли, как свинцовые гири, и лишь раскачивались от его усилий. Вот он еле-еле с невероятными усилиями дотянулся…, дотронулся до нее…, потянул за край бинта…, а там…

Там была она!

— Сергей, — прошептала Белла.

Сердце его сжалось…

— Сергей…

IV

— Сергей!

— Сергей…

…«Сергей… Сергей…», — прорвалось сквозь страшную пелену его сна, он открыл глаза и в ужасе вскрикнул — в темноте над ним, обмотанное белыми пеленами, зависло лицо мумии.

— А!!!

— Ты чего?! — Хамид отпрянул от него. Он, как бедуин, обмотал лицо белым платком и тряс Сергея за плечо. — Уф, Алла! Как ты напугал меня! Стонешь! Кричишь…

— Сон… — прошептал Сергей, — какой страшный сон!

— А, сон, ерунда. Скажи: «Велик Аллах! Он не причинит мне вреда. Если сон — это истина, пусть будет, а если нет — пусть уйдет прочь». И всё! Всё пройдёт.

— Какой страшный сон! Какой страшный сон! — твердил Сергей, влажной ладонью смахивая холодный пот со лба. Предчувствие чего-то неотвратимо страшного наполняли его. — Может, что дома… с Беллой…?

Вопрос так и повис в воздухе. Сергей замер с открытым ртом, ужаснувшись догадке.

— Уф! Алла! Халас, халас, хватит — халас! Давай вставай, собирайся, — Хамид протянул ему белый платок. — Вот, возьми, намотай, как я.

— Куда? В такую рань?

— Давай, давай, быстрей. Нам нужно успеть, пока солнце не взошло…

V

Они поднимались по тому же скользящему склону, но сегодня это не было столь утомительно. Сергей уже знал как правильно двигаться, чтобы не сползать вместе со щебнем, поэтому площадки перед усыпальницей достиг гораздо быстрее.

Солнце поднималось вместе с ними, золотило горы, отливало белым.

Рукой, как козырьком, прикрывая глаза, Сергей попытался посмотреть на пышущий жаром шар — не выдержал и доли секунды — зажмурился и, не открывая глаз, спросил:

— Хамид, как в Древнем Египте называли такое солнце? Ра? Амон? Атон?

— Нет, Атон — это просто солнечный диск. Амон-Ра — солнце в зените. Хепри — восходящее, а солнце на восходе — Ра-Хорахти.

— Где же разница? Два одинаковых действия — восходящее и солнце на восходе. Разницы нет!

— Э-э, не скажи. Солнце на восходе — это золотисто-розовая полоска, несмело пробивающаяся сквозь тьму — это слабый росток новой жизни, символ обновления и это Ра-Хорахти. Восходящее же солнце — Хепри уже величаво поднимается, поражая своей величественной красотой. В нём чувствуется уже мощь. Солнце в полной силе, в зените и это Амон-Ра.