В лабиринтах вечности - [26]

Подобные «сокровища» умиляют лишь туристов.

Аня с улыбкой наблюдала за Настей. Та, забыв — в лавках просто не может быть никаких настоящих артефактов, — с трепетным восторгом рассматривала каждый папирус, каждого скарабея. Время вчерашнее и сегодняшнее хороводило с ней и увлекало таинством. (Лавки древностей — очень приятное, надо сказать, времяпровождение для любителей истории, для прочих же эти лавки представляют собой просто свалки «исторического мусора»). Аня же скептически посматривала на Настю и удивлялась, как изменилась она — в Египте она стала совершенно другая! Ожила что ли? Лицо у нее как другое… и движения другие…

В одной из лавок Настя зависла дольше обычного. К этой лавке их (настойчиво!) подталкивал таксист. Здесь было столько всего интересного и даже особенно таинственного! Да и сам хозяин лавки был весьма колоритен — высохший старец с длинной белой бородой — сидел, скрестив ноги на огромном ковре, урчал кальяном и невозмутимо взирал на всё взглядом шаха. Поначалу показалось, он их не заметил — сидел и курил, даже не шелохнулся, — лишь выпустил сероватую струйку дыма из ноздрей. Девчонки застряли у входа. Можно было развернуться и зайти в соседнюю лавку, где радушный хозяин бросился бы к ним с распростёртыми объятиями и угодливо, с живостью начал бы расписывать свой самый лучший на всем базаре товар. И Аня было уже вышла, и даже потянула Настю за руку к выходу, но та с мистическим восторгом уставилась на старца, который то ли курил и спал, то ли спал и во сне курил.

Выпустив через ноздри струйку дыма, старик, словно выплывая из счастливых грёз забытья, приоткрыл черепашьи глазки и склонил голову — «милостиво позволил» им войти. Весь его облик, каждое движение напоминало о бренности бытия всего человечества.

Настя осторожно вошла, боязливо оборачивалась к нему, мол, можно посмотреть поближе эту «ценность». На что Шах минуту высокомерно, смотрел на нее, как пропускал ее образ через урчащую воду кальяна, и только после того, как из крупных ноздрей выпускал сизую струйку дыма, только после этого милостиво склонил голову — можно. Настя, чуть ли не визжа от восторга, устремлялась к «древней» вещице, которая, казалось, вот-вот рассыплется у нее в руках.

Шах, конечно, знал, что даже разбей она его «сокровище», он ничуть не расстроится, а будет тому только рад, и, гневно насупив брови, заставит заплатить нерадивую туристку за столь «древний артефакт» большие деньги! И, конечно же, умолчит, что всего лишь двумя днями ранее один из его многочисленных родственников слезно умолял взять эту «вещицу», и он сделал тому одолжение. Как-никак родственник! Нужно помогать продавать их поделки.

Вдруг Настин взгляд упал на огромного медного скарабея, что стоял в самом дальнем углу лавки.

— Почему это у него рожки такие блестящие, отшлифованные, а все тело зеленое?

— Всё остальное — патина.

— Да я знаю, что патина, но смотри, как странно, словно натирают только рожки. Почему только их? И зачем?

— Уважаемый…, — обратилась к надменному Шаху Аня. Она хотела начать с ним разговор, да ничего на ум не пришло, как ткнуть пальцем в жука и спросить, — Почему?

Шах в ответ лишь улыбнулся сквозь серовато-белые усищи, обнажив при этом неполный ряд зубов, вернее сказать, их там почти не было, ну, может, от силы два — три коричневых пенька.

— О, полюбуйся, еще один — все зубы отсутствуют. Ты, если будешь плохо чистить зубы, то у тебя будут такие же! — прыснула в кулачек Аня. — И мне придется называть тебя: «Моя прекрасная, беззубая лошадь Пржевальского».

— Аня, как тебе не стыдно?! — шепотом пристыдила ее Настя, покосилась на Шаха, тот всё кивал и кивал, мол, смотрите, смотрите.

— А ты заметила у них здесь у всех ужасные зубы, это из-за воды или песка? — не унималась Аня.

— Оставь их зубы в покое. Лучше скажи, почему отполированы только рожки у этого скарабея, а сам он в патине?

Аня не успела даже задуматься над подобной нелепицей, как в лавку вбежал чумазый мальчик в одних коротких штанишках. Он, с трудом обуздав мальчишескую прыть, приложив руку к сердцу, поклонился Шаху, тот кивнул ему, и мальчик, почти не спеша, с должным почтением, подошел к скарабею. Как только он оказался возле него, торопливо потер ему рожки, и, прильнув к мордочке, что-то зашептал.

— Что это он там шепчет? — теперь и Аня заинтересовалась происходящим.

Вот где им пригодился их проводник! Показав на мальчика, Аня обратилась к таксисту:

— Зачем он это делает?

Удивительно, но тот, что еще минуты назад совершенно не понимал русскую речь, вдруг заговорил, с едва заметным акцентом!

— Священный Жук — Скарабей «Исполняющий Желание». Нашли его в Асуане, — гордо начал он, но явно что-то вспомнив, спохватился и слукавил, — …когда строили плотину. Э-э-э… Ну, вообще, когда переносили храм… с места на место, нашли там в одном из лабиринтов этого Медного Жука (на слове «медный» он сделал явное ударение).

— Значит, он подлинный… не подделка!?

Араб многозначительно склонил голову, этого было достаточно, чтобы понять истинную ценность артефакта.

— На нем какие-то знаки! Иероглифы? — Настя, замирая, осторожно ступая, шла почти на цыпочках к священной реликвии.