В краю саванн - [51]

Во время недели траура в дом умершего приходят друзья и родственники из многих деревень. Их угощают просяной кашей и пивом. При церемонии погребения устанавливают глиняную тарелку для покойного в семейном алтаре. Это означает его переход в разряд предков. После окончания траура деревня принимается за свои обычные дела, но семья усопшего обязана долго соблюдать определенные запреты, в частности она не должна работать в поле, а вдова или вдовец — выходить замуж или жениться.

В деревне Гоголи останавливаемся, чтобы полюбоваться массивным сооружением, называемым тогуна. В этом месте собираются мужчины для обсуждения всех деревенских дел. Оно состоит из нескольких рядов неотесанных каменных столбов и очень толстой крыши из стеблей проса. Внутри сделаны скамейки из бревен. Тогуна стоит на возвышенном месте. Здесь всегда царит густая тень и продувает ветерок. Возле тогуны находятся общие алтари деревни. Мне хочется как можно лучше сфотографировать место «деревенской мудрости». Но мои топтания с фотоаппаратом вызывают протест старца, до того незаметно сидевшего в тени дома. Старец вскакивает, машет руками, что-то кричит.

Пройдя Гоголи, спускаемся на равнину. Это сплошь возделанное поле, на котором оставлены редкие деревья. Перевалило за полдень, и солнце немилосердно жжет. Идем по утомительной песчаной дороге. Сходить с нее нельзя. Во-первых, энергично протестует Ама Серу, во-вторых, колючки крам-крам тут же впиваются в ноги. По дороге попадается несколько молодых баобабов, у которых кольцами срезана кора, идущая на изготовление веревок. Мы быстро устаем, и группа растягивается.

Вдруг наш гид, который только что оживленно разговаривал с нами, замолкает. Он выглядит серьезным и испуганным. Я смотрю вокруг, пытаясь понять причину перемены, происшедшей с Ама Серу. Впереди метрах в тридцати от дороги стоит баобаб, кора с которого не срезана. По обеим сторонам баобаба в землю воткнуты высокие колья, на концах которых укреплены пучки какого-то растения. Баобаб — священное дерево в деревне Гоголи, на нем живут духи — покровители деревни. Шуметь здесь нельзя, чтобы не потревожить и не разгневать могущественных духов. Глядя на Ама Серу, примолкли и мы.

Проходим еще километров пять по тяжелой дороге вдоль купающейся в знойном мареве высокой каменной стены Бандиагары. Наконец Ама Серу объявляет привал под баобабом, который в сухой сезон стоит без листьев и не дает тени. Ама Серу что-то говорит мальчику, который несет воду. Тот обивает несколько низко висящих плодов баобаба, раскалывает их и протягивает нам. Внутри плода мучнистая беловатая масса, сладкая и приятная на вкус.

К нам подходят трое молодых парней, очевидно направлявшихся из деревни в саванну. В руках у них длинные ножи, которыми они как-то полувоинственно играют, поглядывая на наших девушек. Один из них понимает по-французски. Спрашиваю, какие крупные города он знает. Называю Париж, Лондон, Москву Парень отрицательно качает головой. Тогда прошу назвать города, которые ему знакомы. Парень называет Абиджан, Дакар. Туда он ходит на заработки.

Чтобы вернуться в Сангу, надо подняться на каменный уступ, с которого мы с таким трудом опустились. Но подъем оказался гораздо сложнее. Карабкаемся по крутому узкому каменистому коридору. Гулко стучит сердце, с трудом ступают ноги. Вода уже вся. Пересохла она и в колодце, который попадается на нашем пути. Наконец мы наверху. Вокруг застывшая каменная лава. Возле деревни Бонго нас поджидают человек десять мужчин и подростков, которые предлагают тамтамы, деревянные замки, стилизованные статуэтки, калебасные тыквы, расписанные символическими фигурками животных. Торг идет в подземном туннеле. Сюда не проникают лучи солнца, поэтому здесь прохладно.

Пора отправляться в обратный путь, но вставать очень трудно: сказалось напряжение сегодняшнего дня. Один из наших товарищей не может подняться. Приходится сидеть в туннеле еще около часа. На обратном пути ничто уже не радует и не удивляет. Приходим в себя лишь в Сайге, когда сидим в каменном помещении бара и льем холодное пиво.

Солнце начало склоняться на запад, и длинные тени могучих сейб протянулись по площади Санги, когда Ама Серу возвестил, что скоро начнутся пляски догонов, организованные комендантом по нашей просьбе. Мы пересекли площадь, где женщины толкли просо на ужин, и направились к дому коменданта. Возле каменного сарайчика мы увидели какие-то странные фигуры. Догадываемся, что это танцоры одеваются в своей «артистической уборной».

Минут через двадцать на площади появляются двое тамтамщиков. Один ставит на землю тамтам в форме ступы, обтянутый с одной стороны кожей. Второй тамтам похож на широкий низкий бочонок. Он обтянут и кожей с двух сторон и висит на ремне, перекинутом через плечо. Тамтамщики условными сигналами вызывают танцоров и возвещают о начале представления. Появляются маски, о которых мы немало слышали. Одежда танцоров поражает своей живописностью. На лицах надеты маски, сделанные из белых раковин каури с черными, проемами глазниц. Все танцоры — мужчины, но у некоторых из них на обнаженной груди надеты лифчики, обшитые каури. К ним прикреплены черные деревянные конусы, имитирующие женскую грудь. Это маски, изображающие женщин-фульбе. От пояса к коленям наподобие верхней юбки свисает толстая бахрома из волокон сизаля, окрашенных в ярко-розовый цвет. Такая же бахрома, только короткая, охватывает руки танцоров у локтей и у запястья. Под сиза-левой юбкой до щиколоток свисает более редкая бахрома из черных как смоль блестящих волокон, напоминающих обрезанные конские хвосты. Обуви на танцорах нет. В руках у них коровьи хвосты. На головах укреплены деревянные маски.