— Мы — учителя! — ректор неожиданно взвизгнул.
— Позволю себе сейчас привести слова великого Тенсеса, о том, что только умные любят учиться, а вот дураки — учить…
— Вон! Пошёл вон!..
Этот крик до сих пор звучал в ушах Погорелова.
— Это хорошо, что ты пришёл, — он приблизился к Семёну. — Я, конечно, сам хотел тебя разыскать, а ты, вот прибежал… Это хорошо.
— Почему?
— Вот что, братец: я имею кое-какие связи в Посольском приказе. Тебя туда возьмут.
— Что? Куда? Зачем?
Погорелов по-доброму рассмеялся.
— Говорю, что договорился о твоём будущем…
— Посольский приказ… А как же учёба? Я ведь не закончил…
— В общем, тут такое дело… через несколько дней многих учеников отчислят из университета.
— Отчислят? Почему? Они плохо занимаются?
— Они, скажем так, не из благополучных семей… Университет становится более… закрытым, что ли. Наш новый ректор считает, что надо его «облагородить».
— Но моя семья же заплатила деньги…
— Деньги! Чудак ты человек! Для них твои деньги — пыль. А повод для отчисления всегда найдётся. Так что отправляйся завтра в Посольский приказ. Там найдёшь старика Остапа. Скажешь ему, кто ты такой. Он всё устроит.
Семён по-прежнему не мог понять, что происходит. Сначала его огорошили новостью о том, что из университета выгоняют Погорелова, а теперь тот сам говорит, будто на очереди и Прутик.
— Это… это… А, может, подождать? Может, обойдётся? — клипал глазами Семён.
— Не обойдётся. Я видел списки. Там значишься и ты.
Семён вмиг погрустнел и осунулся.
— Ну! — дёрнул за нос паренька Погорелов. — Знаешь поговорку: «Всё что не делается…»
— Знаю, — вздохнул Прутик. — Просто… просто…
— Всё наладится. Я точно в том уверен.
— А вы куда?
— На Святую Землю. Нашёл там, у Храма Тенсеса, себе местечко. Коли что, может, и тебя туда вызову. Ещё, братец, увидимся! Ты верь в лучшее.
Погорелов вытянул несколько серебряных монет и протянул их своему ученику.
— Это тебе, — твёрдо сказал он, всовывая деньги в маленькую дохлую ладошку Прутика. — И не спорь, и не возражай.
На глазах Семёна выступили слезинки. В этот самый миг ему казалось, что рушится весь мир. Таких «страшных событий» он даже себе вообразить не мог.
Подавленный, сильно огорчённый парнишка вышел в коридор и медленно поплёлся куда глаза глядят.
— О, Сарн! Да за что же ты меня так? — от горечи Прутик был готов завыть. — Это не справедливо!
И словно в насмешку из памяти всплыли слова из святых писаний: «Пути богов выше путей людских, и мысли их выше мыслей тварных…»
Взглянув на монеты в своём кулаке, он тихо шмыгнул носом, и потопал дальше.
На занятиях Семён сегодня так и не появился. Всё отсиживался в сарае Овсова. С наступлением ночи на душе мальчишки стало ещё тоскливее. Сон как назло не шёл. Мысли будто заведённые крутились лишь вокруг слов Погорелова об исключении.
А ещё подумалось о родителях, о родной деревушке, самой красивой, самой весёлой в округе.
Сердце больно защемило и на глаза сами собой выступили слёзы.
«Вот ты, Семён, хотел же вернуться домой? — злорадствовала вредная частичка сознания Прутика. — Скоро и вернёшься… Потешишь своих родных».
Стало вновь обидно от подобного замечания… Всё от бессилия… несправедливости… Ведь сколько сил отдали отец и мать, чтобы отправить своего сына на обучение, да и не куда-нибудь в мастерскую, а в Лигийский университет. А он, такой-сякой, не оправдал…
К горлу подступил ком. Семён тяжело засопел и крепко стиснул зубы. Он чувствовал собственную слабость. Но главное, что ничего… абсолютно ничего не мог поделать. Тут вот такого человека, как Погорелов, выгнали, что уж говорить о каком-то засранце из Заячьего!
С этими недобрыми мыслями пришёл и сон. А утром, спустившись вниз, Прутик неторопливо натянул нехитрую обувку, и, не смотря на урчащий от голода живот, направился в университет. В его душе ещё теплилась надежда, что всё обойдётся…
То, что сегодня произойдёт нечто важное, стало ясно, едва Семён вышел к зданию Клементиниума. Кругом стояло множество разновозрастных учеников, которые что-то живо обсуждали. Из обрывков фраз стало ясно, что все ожидают всеобщее собрание.
— Прутик, здоров! — крикнул кто-то из однокашников. — Не слыхал, что сегодня будет?
Семён отмахнулся и скорчил кислую мину.
— Ты чего? Не выспался? — хохотнул приятель.
«Вот его точно оставят, — вздохнул Прутик. — Его родители — люди знатные да богатые».
Через полчаса перед учениками появился ректор. Некоторое время он гневно всех без исключения обличал в нерадивости, строптивости, лени и прочих грехах, присущих слушателям университета.
— Вчера мы специально прошлись, чтобы самим убедиться в верности жалоб учителей, — продолжал ректор. — И что же мы увидели? Меньше половины послушно ходят и занимаются, а остальные… Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! В общем, собрав совет, мы приняли следующее решение: преподаватели подадут списки тех, кто не проявляет рвения к учебе. Их вызовут и проэкзаменуют. И вот по результатам сего мы и сделаем заключение о том, достоин ли ученик находиться в этих стенах. И уж не взыщите, коли что будет не так, — ученики тут же загудели, словно пчелиный рой. Декану пришлось повысить голос до крика: — Сами виноваты. Нечего пенять!
