Утром затянул дождь. Мелкий, противный, Семён даже опечалился.
«Опять грязь месить, — бурчал он, кутаясь в дырявый плащ. — Хоть бы не подстыть».
Парнишка тут же высморкался и небрежно вытер прилипшие к пальцам склизкие сопли о штаны на колене, которые уже и без того в том месте блестели от лоска.
Его красивое юное лицо было слегка выпачкано сажей. На вид Семёну было не больше пятнадцати лет, но это только на вид. На самом деле ему уже было семнадцать с половиной. Ясные зеленоватые глаза паренька светились неподдельным любопытством и жаждой знаний. Уже прошло без малого три года, как родители отвезли его в столицу на обучение, выложив за оное немалую для себя сумму денег, собранных тяжким крестьянским трудом.
Не смотря на тщедушность и сухощавость фигуры, за которую он получил среди своих товарищей по учёбе прозвание Прутик, Семён был весьма крепок здоровьем. Вот, правда, чувство постоянного голода, присущее молодому растущему организму, почти никогда не покидало его. В первые полгода своей жизни в Новограде, паренёк всё никак не мог к этому приноровиться. А сейчас, благодаря всё тому же внешнему виду, торговки на рынках жалели Семёна (тут очевидно в них просыпался материнский инстинкт, да и своё «слово» говорила обманчивая внешность, указывающая на меньший возраст) и подкармливали вечно голодного отрока.
Правда, не все, что греха таить. Но Прутик уже знал к кому подходить, да помогать: поднести чего тяжёлого, либо переложить… За просто так он взял за правило никогда угощение не брать. Только за работу.
«Я же не попрошайка», — говорил гордо Семён.
И было в этой гордости что-то, заставлявшее с уважением относиться к худому невысокому парнишке со смышлёным взглядом ясных глаз. Марья Тихая, толстенькая коротконогая торговка, каждый раз после этой фразы ласково гладила Семёна по лохматым нестриженым волосам, бормоча под свой кривой крючковатый нос:
— Ох, дитятко, ты, дитятко!
Да и другие женщины, такие как Агапия Котова, Василина Нежданова и Анфиса Еремеева, улыбались в ответ да протягивали кто хлеба, кто кусочек домашней колбасы, сальца, картошки…
Но сегодня никого из них на рынке не будет — твёрдо знал Прутик. Так что придётся как-то выкручиваться самому. Парень вздохнул и прикрыл глаза.
Ночевал он как обычно в сарае у Овсова — уважаемого во всём Светолесье коневода. Его завод славился на многих аллодах. Иван Силантьевич разводил породистых ухановских рысаков — лошадей одинаково хороших и для боя, и для плуга. Как-то подвернулся случай, который и свёл меж собой Овсова да Семёна. Последний стал свидетелем кражи любимой породистой матки коневода по прозвищу Камея и вовремя поднял крик. Воров задержали, а Семёну в знак награды Иван Силантьевич разрешил жить в своём тёплом сарае под самой крышей. Здесь парнишка проводил уже свой второй год, зимой кутаясь в солому, а летом перебираясь поближе к оконному проёму.
Судя по всему, в этот ранний час в порт прибыл очередной корабль. К пристани потянулись телеги и полусонные ватаги грузчиков. Семёну было хорошо видна дорога, разбитая до нельзя. Столичные власти всё обещали вымостить её булыжником, да, видно, то ли руки не доходили, то ли в казне было пусто.
Прутик открыл глаза и увидел одинокую мужскую фигуру, уверенно шагающую к воротам города.
«Очередной искатель счастья, — почему-то подумал парень, зевая во весь рот. — Наверное, или охотник, или наёмник… Скорее, второе».
Человек вдруг остановился и повернулся в сторону сарая. Семён вздрогнул: не смотря на солидное расстояние, ему показалось, что незнакомец глядит прямо на него, сквозь оконный проём, будто точно ведает о тайном присутствии кого-то живого под крышей этого строения. В какое-то мгновение Семёну показалось, что в его сторону направились несколько зловещих туманных теней. Сначала они поднялись кверху, закружились над незнакомцем, а потом устремились к сараю.
«Как вороны», — мелькнуло в голове сравнение, но в следующую секунду марево развеялось.
Однако паренёк сжался в комок и нырнул в сено.
— Чего это я? — удивлённо забубнил Семён. — Чего испугался-то? Подумаешь, поглядел в мою сторону… Мало ли кто куда глядит!
Парень осторожно приподнялся и посмотрел: снаружи уже никого не было.
— Пропал? Или показалось?
Семён удовлетворёно выдохнул и потянулся. Пора было уже собираться в университет. В случае опоздания пареньку грозила какая-нибудь дерьмовая работёнка в одном из дерьмовых местечек школы. Да и такая, что до глубокой ночи делать придётся.
Прутик ловко слез вниз, накинул на себя плащ с небольшой прорехой на заднице, натянул на босу ногу разваливающиеся башмаки и двинулся в путь. Несколько минут, и он вышел на прямую, ведущую прямо к воротам. С соседних улочек плелись такие же бедняги, как и Семён, да разномастные работяги, для коих в Новограде было полным-полно всяких дел. Благо, в таком большом городе они никогда не кончались.
Караульщики у ворот лениво глядели на серую толпу. За много лет своего стояния на этом месте, они многих уже знали в лицо. С кем-то иногда заговаривали, кого-то ругали, а, в прочем, были весьма безразличны.
