В коммандо - [13]

У Пьенарс-ривер я познакомился с генералом Силлирсом, который во всеуслышание говорил, что раздавит хаки, если только бюргеры будут сражаться как надо. Он был исключением из правила, согласно которому все хвастуны – трусы. Большинство хвастунов постепенно пропало, ничего не сделав, но дела этого героя никогда не расходились со словами.

Мы впоследствии узнали, что вражеский отряд преследовал нас, но мы сильно от них оторвались и, кроме того, шли коротким маршрутом, о котором англичане не знали. Для хаки нелегко было нагнать такое мобильное коммандо, которое было у президента Стейна.

Нам также сказали, что враг знал о прибытии президента Стейна, что подтвердило мои подозрения в том, что двое подозрительных типов, которых я встретил в Заутпане, были вражескими информаторами. И каждый раз, когда мы, атаковав врага, брали пленных, те говорили нам, что знали о том, что мы готовимся напасть, потому что у них везде свои люди. Возможно, это говорилось специально, чтобы нас деморализовать, потому что нельзя сражаться, зная, что рядом с тобой находится предатель и что каждый твой шаг известен врагу.

Долгое время мы шли той же дорогой, которой шли с коммандантом Бошоффом к Растенбургу. Мы благополучно прибыли в Ватерфал-Бовен (президент Крюгер уже уехал из Мачадодорпа), где оставались несколько дней и услышали шум известного сражения при Далматуте (27 августа) – самая ужасная канонада, которую я когда-либо слышал.

От Ватерфал-Бовен мы пошли в Нельспруйт, куда уехал президент Крюгер в своем железнодорожном вагоне. Мы дали нашим лошадям отдых на неделю и проводили время, ловя рыбу и охотясь. Мы были вполне довольны, поскольку мы и сами хорошо питались, и наши лошади также смогли откормиться, а тогда для нас это было очень важно. Обстоятельства вынуждали нас обращать много внимания на пустяки, которые раньше мы просто не замечали.

Только тот, кто перенес муки голода, может в полной мере оценить прелесть домашнего уюта, и только тот, кто во время долгих скитаний не видел женщины или ребенка, может оценить их очарование и понять «Наказанную хозяйку» Шиллера в «Песне колокольчиков». Как часто в наших долгих и утомительных скитаниях нам не хватало хорошей литературы! И как ужасна была мысль о том, что все эти лишения мы переносим добровольно, хотя отчасти и руководствуясь чувствами долга и чести. Горечь войны в том и состоит, что сильная нация под влиянием нескольких своих лидеров решила уничтожить маленький народ, который требовал права на существование и вынужден был это право защищать. Это время было для нас счастливым, потому что мы наконец смогли думать о литературе и других приятных вещах, а не только о войне.

Лишения, которые мы уже вынесли, были совсем незначительными по сравнению с теми, которые ждали нас. Уитлендерам было хорошо – пока жизнь в нашей стране его устраивала, он мог оставаться в ней, но , как только все менялось к худшему и он не видел в будущем ничего хорошего для себя, он мог уехать в свою страну, где мог спокойно жить и рассуждать о нашем народе. Как жажду я показать истинную картину самопожертвования наших бюргеров и тех страданий, которые им пришлось перенести! Сердце мое обливается кровью, когда я думаю о горе, которое обрушилось на наш народ!

Когда враг приблизился к железнодорожной линии, ведущей к заливу Делагоа, президент Стейн со своим эскортом уехал в Гекторспруйт. Я должен был следовать с повозкой, для которой не нашлось места на поезде. Из-за царившего там беспорядка я должен был ждать почти три дня до того, как смог отправиться в путь. Я был в очень голоден, когда прибыл в Гекторспруйт, и с жадностью доел овсянку, которая осталась от нескольких бюргеров, среди которых были два сына госсекретаря Рейтца. Лагерь президента Стейна к тому времени насчитывал 250 человек при комманданте Лейтане и находился у Крокодайл-Ривер.

В Нельспруйте я встретил нескольких старых друзей, Малерба и Силлерса, с которыми уехал в лагерь. Они оба были трансваальцами, которые учились в Голландии, но возвратились, не закончив учебу, из-за войны. Коммандо было хорошо снабжено оружием и боеприпасами, поскольку линия к заливу Делагоа снабжала нас всем необходимым. Что случилось с остальными, я не знаю, поскольку президент Стейн спешил, и наше коммандо отправилось на север.

Брод в Крокодайл-Ривер был приблизительно в пятьдесят шагов шириной, использовался редко, и переправиться через него было сложно. Телеги и фургоны, которые мы должны были переправить к лагерю на противоположном берегу, доставили нам много неприятностей, потому что их колеса увязли в песке. Нам пришлось запрячь в фургоны двойное количество быков, а самим раздеться, чтобы войти в воду и помогать животным. Иногда приходилось ловить что-то, выпавшее из накренившегося фургона, чтобы это не было унесено быстрым течением. Было много крика и смеха, и, если бы рядом был крокодил, он бы смог быстро утолить свой голод.

На берегах реки мы стреляли дичь и даже крокодилов, которые иногда показывались из воды. Дичь была в изобилии. Кажется, вся дичь Трансвааля, которая сильно уменьшилась в числе, собралась здесь.